— Галера благополучно пристала в Далки, сэр. Принц Барроу направился прямо домой. Господин Стюарт сопровождал господина Пэриса к дому О'Коннора, но О'Коннора там не оказалось. Они разделились и поехали двумя разными дорогами, чтобы найти его. Некоторое время спустя господин Пэрис после безуспешных поисков вернулся, разузнав, что О'Коннор на севере и вернется не раньше, чем через неделю. Господин Стюарт вообще не вернулся.
— Он остался искать О'Коннора? — Тон Лаймонда как бы заранее отметал этот невероятный факт.
— Нет. Он взял почтовую лошадь и сел на корабль. Господин Пэрис считает, что он, возможно, направился в Шотландию, а затем…
— Затем? — спросил Лаймонд голосом, утратившим всякую резкость.
— Господин Пэрис разузнал, что другой корабль, вышедший на этот раз из Дублина с О'Лайам-Роу на борту, входит в гавань. Трубы играют, пушки бьют, все размахивают шляпами; на пристани — почетный караул, блеск, да и только. И О'Лайам-Роу, почетный гость, в своем лучшем шелковом костюме…
— Направляется в Лондон, — с внезапным оживлением закончил Лаймонд, и его синие глаза засветились в темноте.
— Направляется в Лондон, — без особой радости согласился посланец Джорджа Пэриса.
Как обычно в последнее время, реакция оказалась слишком сильной, почти невыносимой. После ухода гонца он отослал смущенных нянек, приставленных братом, и, собрав всю свою волю, вернулся на постоялый двор: следовало выпить, чтобы приглушить боль и продолжать действовать. Когда он зашел, готовясь достойно встретить бурные восторги по поводу своего появления, Фрэнсис Кроуфорд обнаружил, что всеми овладела новая мысль.
Сент-Андре вызвал на состязание принца Конде, который возглавлял ацтеков против турок. Командам предлагалось проплыть с острова д'Ор до Амбуаза. Все знали о сильном глубинном течении в этой спокойной реке, и такое состязание должно было добавить новую, захватывающую главу к истории о ключе и о супруге маршала Сент-Андре.
Лорд д'Обиньи, в тот день руководивший забавами, внес уточнения, кардинально изменив маршрут. Мексиканцы и турки под водительством молодого кудрявого капитана, почти трезвого, направятся к королевскому замку в Амбуазе и попытаются проникнуть туда. Затем они соберутся наверху у Тур-де-Миним и, пустившись галопом по спиралеобразному пандусу для карет, которым прославилась башня, минуют подъемный мост, выедут на берег и через ближайший рукав реки доплывут до ее середины, на остров д'Ор, где они находятся сейчас.
Почти трезвый молодой капитан, который должен был улестить вдовствующую королеву и начальника королевской охраны, уехал; чтобы поддерживать юношу в состоянии относительной трезвости, лучник по имени Андре Спенс последовал за ним.
В положенное время и остальная причудливая компания, вопя во всю глотку, направилась ко второму мосту. В самом центре скакал Тади Бой, мысли которого уже слегка затуманились: он пытался осознать истинное значение того, что только что услышал, и в то же время предчувствовал с философской покорностью судьбе, что кризис, которого он ждал, вот-вот наступит, а люди брата отосланы домой. Однако же в целом он не слишком беспокоился, ибо был чрезвычайно, до блаженного самозабвения пьян.
Он забрал маску у лорда д'Обиньи, которому та, казалось, надоела, и всю дорогу, пока они поднимались по откосу, миновав мост, а затем въезжали в замок через Львиные ворота, безуспешно пытался привести себя в чувство.
Клубы тумана, как огромные тюфяки, лежали вокруг замка. На их фоне фонари казались поблекшими, а все окружающее подернутым дымкой и выцветшим. Внизу под холодным ночным ветром медленно струилась черная река.
Никто, однако, не пересек Луару вплавь этой ночью. Трагедия произошла в самом замке, где под огромным навесом у королевских покоев собрался весь шотландский двор, чтобы посмотреть на беснующихся беспечных удальцов из свиты французского короля.
В Амбуазе высились две башни, повозки и лафеты можно было втащить туда, карабкаясь по крутому, выложенному булыжником пандусу, почти тридцати футов шириной, на котором могло разместиться до четырех всадников в ряд. Однако сегодня он был пуст. Вдоль всего крутого ската, протянувшегося от дворца к берегу, факелы вспыхивали ярким пламенем. За высокими окнами черные, как ночь, щели в двенадцатифутовых стенах были завешаны гобеленами; туман, поднимаясь от реки, клубился у монастыря, заполняя ров, полз по влажным стенам и его, словно дым, наносило в широкие ворота, увенчанные гербами.
Наверху, в широком дворе, столпились всадники, выстраиваясь в ряд, нарушая строй и перестраиваясь заново. Неподвижные фонари превращали в светлячков драгоценности на сбруе и одеждах; плащи развевались с шелестом, как крылья огромных птиц; ятаганы сверкали, шнуры от навеса, раздуваемые сквозняком, переплетались, как паутина или как узелковое письмо перуанцев. Кто-то затрубил в раковину — и Сент-Андре, с серьгой в ухе и тюрбаном на голове, улыбаясь, окинул взглядом все увеличивающуюся толпу.
Ричард, прекрасно владеющий своим лицом, стоял рядом с королевой-матерью и молча, спокойно наблюдал за происходящим. Он видел, как видам, совершенно пьяный, едва державшийся в седле, с трудом собирается с силами; Лоран де Женстан, сильно надушенный, одетый в красную парчу, ощупью ловит оброненные поводья своего мерина; лорд д'Обиньи мечтает втихомолку очутиться подальше отсюда, в любом другом месте, и одновременно смакует необычное, восхитительное приключение; и, наконец, слитая с ночной тьмой, со странной, зловещей маской у луки седла, расхлябанная фигура брата, впритык к принцу Конде, окутанному плащом из зеленых перьев.
Подняли платок. Когда он взмыл вверх, Лаймонд повернулся к безликой толпе шотландцев, поднял руку и небрежно помахал. При тусклом свете его лицо казалось одновременно и пьяным, и напряженным, как две недели назад у него в комнате. Он, казалось, плохо отдает себе отчет в происходящем, но Ричард не удержался и помахал в ответ. Затем белый платок упал, и нестройная толпа всадников рванулась к склону Тур-де-Миним.
Они стремительно, как парящие дельфины, ринулись вперед ликующей стаей. Ацтеки и мусульмане, богатые, своенравные молодцы: гривы коней, волосы и плащи всадников развевались по ветру. Вот все столпились на мгновение у широких ворот и устремились вниз по крутому скату.
Стиснутые с боков, соприкасаясь седлами и стременами, притиснутые к каменной стене, они заполонили широкую спираль и, придерживая коней, струились по склону, вдыхая запах навоза и лошадиного пота во влажном воздухе. Ночь позади них светилась огнями, проплывали высокие крестовые своды, мелькали толстые стены, и топот копыт заглушал последние проблески мысли.
