Операцию следовало начать немедленно, так как машины, о которых шла речь, как сообщали связные, задерживались в каждом селе не более полутора – двух часов.
До Подгорного от партизанского лагеря было километров десять, из них лишь семь лесом, а три – по открытой местности.
Командир партизанского отряда – он решил руководить операцией сам, – как только выехали из лесу, разделил своих бойцов на две части и приказал гнать лошадей во весь дух, чтобы как можно быстрее окружить село. То, что гитлеровцы могли заметить опасность, командира не тревожило. На запад им преграждало путь большое болото, где не то что машине или всаднику, но и не всякому пешему удалось бы пройти: болото было очень топкое, и тропки, ведущие через него, мало кто знал. Стало быть, у гитлеровцев оставались два выхода: либо принять бой, что было выгодно для партизан, либо, заметив приближение врага, попытаться бежать. Оба пути, которыми они могли воспользоваться, проходили мимо болота. Один вёл на север в Турнавино, второй – на юг, в Марьяновку. Партизаны для того и гнали коней, чтобы успеть перерезать эти пути отхода и уже потом, развернувшись, пойти в наступление на Подгорное.
В Подгорном Генрих задержался несколько дольше, чем в других местах. За время пути он проголодался и охотно принял приглашение начальника местной полиции Барановского пообедать у него. Тем более что районный начальник полиции вахтмейстер Вольф представил Барановского не только как надёжного человека, но и как хорошего хозяина, умеющего угощать своих гостей, особенно господ офицеров. Командир отряда автоматчиков, сопровождавших Гольдринга, Вурцер, сперва, правда, не советовал лейтенанту долго задерживаться в Подгорном и настаивал на том, чтобы засветло вернуться в штаб, но, соблазнённый красноречивыми рассказами Вольфа о гостеприимстве Барановского, под конец и сам был не прочь воспользоваться удобным случаем и вкусно пообедать.
Барановский, высокий, неуклюжий человек, не помнил себя от радости: у него обедает не кто иной, как сам барон! Приглашая гостей садиться, он суетился, не зная за что взяться, и его долговязая фигура казалась от этого ещё более комичной. Старый немецкий мундир с белой полоской на рукаве, казалось, был сшит на юношу, а не на этого солидного, с большим животом человека. И этот живот начальник полиции никак не мог упрятать в мундир. Все средние пуговицы то и дело расстёгивались – застёгнутыми оставались лишь верхние и нижние, и тогда сквозь большую прореху было видно белую вышитую сорочку, вовсе не идущую к немецкому мундиру. Гольдринг не мог сдержать улыбки, при виде этого, как ему говорили, образцового полицейского.
Барановский приказал жене зажарить поросёнка и вообще приготовить такой обед, «чтобы он и в Берлине вспоминал» (начальник полиции думал, что Гольдринг не понимает по-русски, и потому не стеснялся в выражениях).
После этого Барановский по приказу Вольфа составил списки тайных осведомителей. Такие списки Генрих забирал в каждом селе, в котором проводил инспекцию.
Когда списки были готовы, Генрих приказал дать сигнал к тревоге. Через три минуты, как в этом убедился Гольдринг, следя по хронометру, отряд сельской полиции села Подгорного был выстроен.
– В списке двадцать три фамилии, а в строю я вижу лишь двадцать одного, – заметил Гольдринг, который вместе с Барановским и Вольфом обходил строй.
– Я – двадцать второй, а часовой на колокольне двадцать третий! – подобострастно пояснил Барановский.
Гольдринг взглянул на колокольню и, на самом деле, увидел там полицейского. Тот, приставив к глазам бинокль, всматривался вдаль.
– Вас часто навещают партизаны? – спросил Гольдринг.
– Да пока бог миловал.
И как раз в это время с колокольни раздался выстрел часового.
– Ой, батюшки! Сглазил! – воскликнул Барановский и почему-то присел, закрыв голову руками.
Когда Гольдринг в сопровождении Вольфа взбежал на колокольню, всё, что делалось вокруг, можно было увидеть и без бинокля: бесчисленные всадники и подводы с партизанами во весь дух мчались к селу. Несколько всадников и тачанок с пулемётами вырвались вперёд – они были уже близко. Очевидно, часовой не сразу заметил партизан, заглядевшись на выстроенных внизу полицейских.
Гольдринг посмотрел на запад и увидел большое болото, поросшее тростником. С минуту он, прищурясь, всматривался в него, словно обдумывая какой-то план. И, верно, придумал что-то, потому что быстро сбежал с колокольни и приказал Вурцеру, который уже приготовил свой отряд к бою:
– Принимайте под своё командование отряд полиции и вместе с автоматчиками пробивайтесь на север, в Турнавино. В этом направлении силы врага, мне кажется, менее значительны.
– А вы, герр лейтенант?
– Обо мне не беспокойтесь, делайте, что приказываю… А вы – за мной! – приказал он Вольфу. – Нет, сперва сбегайте на квартиру Барановского и принесите мой плащ. Да живо!
Пока Вольф бегал за плащом, Гольдринг заглянул в канцелярию полиции. Лейтенант в эти тяжёлые минуты был на диво спокоен. Быстро схватив папку со списками, которую Вольф оставил на столе, он вложил её в ящик. Когда вбежал запыхавшийся вахтмейстер, Гольдринг спокойно разминал сигарету.
– Герр лейтенант, ради бога, спешите! Слышите? Уже стреляют!
– Пусть стреляют. Мы с вами в бой не вступим, а уйдём в болото. Мы во что бы то ни стало должны доставить в штаб весь собранный материал, а у нас лишь единственный выход – напрямик через болото.
Генрих, пригибаясь, побежал к болоту. Солидный сорокалетний Вольф едва поспевал за ним. Но барон, как оказалось, был не только великолепным бегуном, но и настоящим боевым другом. Видя, что Вольф отстаёт, он побежал медленнее и дождался своего спутника.
– Без паники, Вольф! Дышите носом. Руками, руками размахивайте! Вот так! Раз, два, три, четыре! Раз, два, три, четыре!
Вольф с благодарностью смотрел на лейтенанта. В самом деле, вскоре он мог уже бежать быстрее – советы лейтенанта пригодились.
Перестрелка в стороне села тем временем всё усиливалась. К треску станковых пулемётов прибавились автоматные очереди, а вскоре и разрывы гранат.
– Скорое, скорее, Вольф! Единственное наше спасение – это скорость! – подгонял задыхающегося вахтмейстера лейтенант.
Но вот и болото.
– Ступать только по моим следам! Ни шагу в сторону! – приказал Гольдринг, смело входя в густой камыш. Пройдя шагов сто, лейтенант оглянулся. Вольф шатался, как пьяный. Пережитый страх буквально валил его с ног. А тут ещё шагать надо было след в след за лейтенантом, через страшную трясину, откуда уже не будет возврата.
