— Какая же она красивая! — невольно воскликнул мальчик.
Отец сердито покачал головой. Он вспомнил о матери этой крошки. Бедняжка!.. Он и сам, наверное, сошел бы с ума, если бы похитили его сына.
И Пардальян отправился в Маржанси. Прячась в тени домов, он добрался до жилища кормилицы и притаился под окном…
До него донеслись отчаянные рыдания пришедшей в сознание Жанны. Женщина то кричала от ярости и боли, то бормотала, словно теряя рассудок. Она ругала себя за то, что не сказала мужу правды, хотела идти к Франсуа и все открыть ему… Но вспоминая о страшной опасности, нависшей над дочерью, бедняжка замирала на месте.
— Лоиза! — шептала несчастная мать. — Лоиза, я иду к тебе!
— Сейчас, сейчас, — суетилась вокруг кормилица, — мы ее разыщем, непременно разыщем!..
Вдруг Жанна вскочила и с душераздирающем криком бросилась к двери, оттолкнув старую крестьянку:
— Лоиза! Доченька!
— Господи, да она с ума сошла! Боже, помоги ей! — простонала кормилица.
— Лоиза! Моя Лоиза! — твердила Жанна. — Я ведь выполнила его приказ! Я не опровергла чудовищных обвинений! Я похоронила свое счастье!.. Так почему же он не отдает мне моего ребенка?.. Он ведь обещал… О, Лоиза, где же ты, моя крошка? — повторяла несчастная Жанна.
Воочию увидев это страшное горе, Пардальян оцепенел. Он клял себя за то, что, поддавшись на уговоры хозяина, стал соучастником чудовищного преступления. Наконец старик отполз от окна, вскочил на ноги и бросился бежать, словно помешанный.
Лишь поздно вечером появился он в своем домике. Матюрина уже уложила детей спать; Жан нежно обнимал малышку, будто хотел защитить ее от всех бед. Пардальян на цыпочках приблизился к кровати, осторожно взял Лоизу на руки, закутал плащом и шагнул к двери. Уходя, он велел служанке:
— Разбуди Жана, скажи, чтобы он оделся и ждал меня. Да собери его вещи. И передай конюхам, чтобы оседлали моего коня…
И Пардальян понес девочку в Маржанси.
Обессилевшая от горя Жанна полулежала в кресле; она жалобно стонала в беспокойном сне. Ее кормилица сидела рядом; глотая слезы, добрая женщина прикладывала влажное полотенце к пылающему лбу несчастной матери.
— Позвольте мне отвести вас в спальню, бедняжка моя! — умоляла кормилица Жанну.
Но та лишь повторяла в забытьи имя еврей дорогой девочки:
— Лоиза! Где ты, Лоиза?
И тут в комнату вошел высокий, широкоплечий человек. Заслышав шаги, Жанна вскочила на ноги, подлетела к мужчине и схватила младенца. Уложив дочку в кресло, она опустилась на колени и поспешно развернула плащ, который защищал ребенка от ночного холода.
— Только бы она была целой и невредимой! — шептала исстрадавшаяся мать.
Освобожденная из тяжелого плаща, крошка весело задвигала прелестными ручками и ножками. Мать прижала дитя к груди, потом внимательно осмотрела…
Поняв, что с малышкой не случилось ничего дурного, Жанна принялась целовать ее милое личико, головку, животик… И вдруг кинулась к Пардальяну, упала перед ним на колени и начала осыпать поцелуями его руки.
— Мадам, умоляю вас, перестаньте, — бормотал смущенный шевалье.
— Ах, разрешите мне поблагодарить человека, нет, ангела, спасшего мою дочь! Но кто же вы? Как вас зовут? За кого мне отныне молиться?
— Я старый воин и вечный скиталец, мадам. Для чего вам знать мое имя?
— Но где же вы нашли Лоизу?
— О, все получилось так неожиданно… Сам того не желая, я подслушал один разговор, а затем увидел мужчину с младенцем на руках. Этот мужчина был когда-то моим приятелем, и вот, с помощью просьб и угроз, я отнял у него малышку…
Пардальян сбивался и прятал глаза; он то краснел как рак, то бледнел как полотно. А Жанна все просила:
— Но отчего же вы отказываетесь назвать свое имя?
— Простите меня, мадам, но это лишнее… Ей-богу, лишнее…
— Но признайтесь хотя бы, кто тот злодей, что похитил Лоизу?! Я буду днем и ночью проклинать его!
Пардальян замер. Он чуть было не произнес первую же фамилию, пришедшую ему в голову, но стыд и угрызения совести привели к тому, что он признался:
— Вашего ребенка украл шевалье де Пардальян!
Пардальян вернул ребенка матери, и Жанна, придя в себя после пережитого потрясения, кинулась с Лоизой на руках в Монморанси. Кормилица хотела пойти вместе с ней, но Жанна велела старушке остаться дома. Молодая мать крепко прижимала к себе девочку, ни на миг не выпуская малютку из рук. Теперь Жанна могла говорить, объяснить все Франсуа, разоблачить злодеяния Анри!..
— Любимый! Супруг мой! — шептала она. — Как ты проклинал меня! Как страдал!.. Но теперь все позади!.. Мы будем вместе счастливы! Я сумею искупить свою вину, и ты забудешь этот страшный день, когда я разбила твое сердце!.. Ты же поймешь меня, Франсуа: я спасала нашу доченьку… А ты еще даже не видел ее! Как ты обрадуешься, дорогой мой! А я протяну тебе ребенка и скажу: «Это наша Лоиза! Поцелуй ее!»
Жанна шла быстро, почти бежала, не переставая что-то бессвязно бормотать, словно в бреду.
Она была уже в ста шагах от главного входа в замок, как вдруг заметила там какое-то странное оживление: горели факелы, стража толпилась у ворот. Потом вдруг показался всадник; он развернул коня и помчался вскачь по дороге. Жанна узнала Франсуа.
— Это он! Он! Франсуа, подожди!
Из последних сил кинулась она вслед за ним… Но, увы! Слишком поздно! Жанна опоздала… опоздала на несколько секунд…
Франсуа и Анри де Монморанси пристально смотрели друг на друга. Братья стояли в каштановом лесу, который уже погружался в вечерние сумерки. Анри, минуту назад опорочивший в глазах Франсуа и Жанну, и самого себя, подчинившись страстному желанию жестоко отомстить женщине, которая не захотела принять его любовь, не отрывал теперь взгляда от лица старшего брата. Это лицо лишь угадывалось во мраке но глаза Франсуа светились диким пламенем.
Он крепко сжал ледяной рукой плечо Анри и решительно произнес:
— Ты заслуживаешь смерти!
Анри резко отпрыгнул и молниеносно выхватил шпагу.
Двигаясь словно заводная кукла, Франсуа механически обнажил свой клинок. Братья скрестили оружие и на секунду замерли, стоя лицом к лицу, а затем начали поединок. Они бились в полной тишине; под сенью каштанов раздавался только звон шпаг да еще хриплое дыхание противников. Но вот Анри вскрикнул, зашатался, выпустил из рук шпагу и упал на землю.
Франсуа вонзил клинок ему в грудь над правым третьим ребром. Склонившись над неподвижным телом младшего брата, старший обнаружил, что тот еще не умер. Франсуа яростно сжал рукоять кинжала:
