— Я выполняю свой долг.
— А я выполняю свой. У меня есть сын и дочь. Неужели им суждено погибнуть зря? Неужто мой народ перережут или угонят в рабство из-за тщеславия и гордости всеми забытых крестоносцев?
— Выбирайте выражения, сир. — Терпение губернатора лопнуло.
— И не подумаю. — Старик источал презрение. — Более того, вы привели сюда этого англичанина, необузданного дикаря, который руководит набегами на османские корабли и вынуждает султана пойти войной. Он навлек на нас эту напасть.
— Вы приписываете мне слишком многое, — произнес Гарди, поклонившись.
— Я проклинаю тебя всем сердцем и всей душой.
Даже отребье способно заслужить спасение. Ему следовало бы выразить признательность этому озлобленному старику, поблагодарить его за то, что он дал миру такую дочь. Пока остальные размышляли над грядущей битвой, Кристиан мог думать о ней. Мария была особой причиной, побуждавшей сражаться.
Где-то неподалеку возникли беспорядки, и напряженную тишину внутреннего двора нарушил какой-то отдаленный шум. С улиц эхом доносились крики. Затем послышался возбужденный гул людских голосов и возмущенный ропот толпы, протестующие возгласы стражи, треск дверей.
Губернатор закатил глаза:
— Снова фра Роберто.
В подтверждение сказанного возник Юбер, который, на бегу хватая ртом воздух и задыхаясь, хриплым перепуганным голосом сообщил следующую весть:
— Кристиан, Анри. Священник в Мдине. Он неуправляем.
— Он всегда таков. — На губах губернатора появилась слабая вымученная улыба. — Желаю вам удачи, господа.
Анри поклонился.
— Нас всего трое, чтобы вернуть его в Биргу, губернатор Мескита.
— Вернуть? Сначала вам придется его задержать.
Отец Марии покачал головой, а на его лице застыло выражение упрека.
— Вот видите! Ваши священники пренебрегают нашими законами и попирают их. Что уж говорить об остальных членах ордена?
На этот вопрос ответил Гарди:
— Они проявят себя в бою, сир.
Фра Роберто был в городе. Этот бородатый исполин в изорванных одеждах затеял драку, обыкновенную пьяную драку: двоих солдат с треском опустил на бочку с дождевой водой, а третьего швырнул в стену. Поединок был неравный, и победитель с важным видом маршировал, пританцовывал и бил себя в грудь, удивленно глядя на ошеломленных зевак. Двое крепких парней из числа местных жителей кинулись на него и были отброшены в сторону. Другой, вооружившись дубиной, напал на святого отца и, получив удар кулаком, растянулся на земле. Не успев приземлиться, он был благословлен. Священник продолжал свой непредсказуемый путь по кругу, рыком вызывая кого-то на бой, бормоча ругательства и вознося молитвы. Иногда он спотыкался, но тут же восстанавливал равновесие. Временами фра Роберто шел неуверенно, покачиваясь и маневрируя, колотя невидимого противника и вышагивая с напыщенно задранной головой. Он был рад любому смельчаку. Казалось, святой отец и вовсе не чувствовал чужих ударов.
— Довольно!
Фра Роберто резко развернулся посмотреть, кто посмел его потревожить, и тут же в лицо ему плеснули водой. Сбитый с толку, он заморгал, отирая слезящиеся глаза и сотрясая слипшимися волосами. Перед ним маячило острие меча.
— Вы готовы убить святого мужа?
Анри не стал убирать меч.
— Святые не устраивают драк. Братья нашего ордена не навлекают на себя дурной славы.
Рядом с ним с пустым ведром в руке стоял Гарди.
— С кем имею удовольствие говорить?
— Шевалье Анри де Ла Валетт. Племянник великого магистра.
— Это честь для меня. — Священник поднял подол сутаны и низко склонился в ироничном и неловком реверансе.
— Предпочитаю видеть вас стоя, фра Роберто.
— Поборник дисциплины, совсем как дядюшка. — Поморщившись, священник с трудом выпрямился. — Кто же ваш спутник, эта прелестная доярка с ведром?
— Кристиан Гарди.
Фра Роберто вздернул бровь.
— Наслышан о тебе. Отличный солдат, прекрасный фехтовальщик, стрелок и поливальщик. А каков ты на кулаках? — Священник поднял сжатые руки и стал раскачиваться.
Анри принял защитную стойку.
— Приберегите свой норов для турок.
— Приберегите свои слова для тех, кому они интересны. Оставьте меня в покое и не нарушайте моей жизни в безмятежном созерцании.
— Ваша жизнь ни безмятежна, ни созерцательна. Что привело вас в Мдину?
— Слухи о войне, желание испытать себя среди обитателей Содома и Гоморры, необходимость запастись провизией.
— Разве отшельнику недостаточно саранчи и дикого меда?
— Мне нужно чем-то питать тело.
— А точнее, обжираться. И пьянствовать.
Священник пожал плечами и рыгнул.
— Скалы да пещеры не осудят за невоздержанность, молодой шевалье.
— Наш суд будет строже. Вы вернетесь с нами в Биргу.
— Чтобы вновь познакомиться со старинными друзьями? Как поживает этот червь, приор Гарза?
— Он остается верным собратом нашего ордена.
— Собратом? Хотите послушать о братстве? — Фра Роберто погрозил пальцем. — У Гарзы есть брат-близнец, монах-францисканец на службе у испанской инквизиции. Говорят, сущий дьявол. Сущий ловкач. За пристрастие к сжиганию еретиков его прозвали Вертелом.
— Аутодафе и дела инквизиции нас не касаются, фра Роберто.
— Де Понтье, трижды червь. Что о нем слышно?
— Наш орден и форты в опасности. Вы обязаны присоединиться к нам.
— А если я откажусь?
— Мы доставим вас в кандалах.
— Меня повезут с эскортом? — Лицо фра Роберто расплылось в счастливой улыбке. — Великий магистр нуждается во мне.
— Он требует вашего присутствия. Не более.
Священник кивнул и размеренной походкой направился к бочке с водой. Без единого слова он погрузил голову в воду. Довольный и промокший, фра Роберто выпрямился и медленно зашагал обратно, чтобы сообщить о своем решении.
— Как капеллан, истинный служитель церкви и бывший секретарь Священного собрания, я последую Слову Божию и повинуюсь приказу Жана Паризо де Ла Валетта. Выдвигаемся.
Соглашение достигнуто. Показавшись из своего укрытия, из редеющей толпы зевак опасливо вышел Юбер, который был встречен одобрительным ревом и заключен в медвежьи объятия. Послушник вел себя словно безродный посыльный, ставший посредником между орденом и его своенравным блудным сыном. Так зародилась дружба. Но Юбер поступил правильно, решив осторожно передвигаться на цыпочках, подобно егерю, сопровождавшему недавно укрощенного зверя.
Когда полуденный свет поблек, уступая место ранним сумеркам, все четверо, завершив наконец свою миссию, реквизировав лошадь и повозку, были готовы отправиться в путь. Фра Роберто взобрался на борт фургона и взял поводья.