Де-Тревиль окончил письмо, запечатал его и подошел к молодому человеку, чтобы отдать ему; но в эту самую минуту, когда д’Артаньян протягивал руку, чтобы взять его, вдруг, к великому удивлению де-Тревиля, отшатнулся, покраснел от гнева и бросился вон из кабинета, крича:
– А! в этот раз не уйдет от меня!
– Кто? спросил де-Тревиль.
– Он, мой вор, отвечал д’Артаньян. – А! разбойник!
И он исчез.
– Сумасшедший! пробормотал де-Тревиль. Может быть, прибавил он, – это ловкое средство уйти, видя, что хитрость не удалась.
IV. Плечо Атоса, перевязь Портоса и платок Арамиса
Бешеный д’Артаньян в три прыжка выскочил через переднюю на лестницу, по которой начал спускаться через четыре ступени, и вдруг на всем бегу ударился головой в плечо мушкетера, выходившего от де-Тревиля через потаенную дверь. Мушкетер вскрикнул, или, лучше сказать, застонал.
– Извините, сказал д’Артаньян и хотел продолжать бегство, – извините, я спешу.
Едва он сошел на одну ступень, как железная рука схватила его за пояс и остановила.
– Вы спешите, сказал мушкетер, бледный, как саван: – под этим предлогом вы толкаете меня, говоря извините, и думаете что этого достаточно? Не совсем, молодой человек. Вы думаете, что если вы слышали, что де-Тревиль сегодня говорил с нами немного резко, то и вам можно обращаться с нами также? Разуверьтесь, товарищ, ведь вы не де-Тревиль.
– Уверяю вас, сказал д’Артаньян, узнавший Атоса, который после осмотра раны доктором возвращался в свою комнату, – право, я это сделал без намерения и потому сказал: извините меня; кажется, этого довольно; но я вам повторяю, что я спешу, очень спешу. Пустите же меня, пожалуйста, позвольте мне идти по своему делу.
– Милостивый государь, сказал Атос, отпуская его, – вы невежливы. Видно, что вы приехали издалека.
Д’Артаньян прошел уже три или четыре ступени, но после замечания Атоса остановился.
– Черт возьми! откуда бы я не приехал, но не вам учить меня хорошим приемам.
– Может быть, сказал Атос.
– Ах, если бы мне не нужно было так спешить… сказал д’Артаньян, – если б я не бежал за кем-нибудь.
– Вы торопитесь, но чтобы найти меня, вам не нужно будет бегать; вы меня найдете, слышите ли?
– Где же, скажите?
– Подле монастыря Кармелиток.
– В котором часу?
– Около двенадцати.
– Около двенадцати; хорошо, я буду.
– Постарайтесь не заставить ждать себя, потому что четверть часа позже я вам обрежу уши на бегу.
– Хорошо, кричал д’Артаньян, – я буду там без десяти минут в двенадцать.
И он побежал как сумасшедший, надеясь еще отыскать своего незнакомца, который не мог уйти далеко своим спокойным шагом.
Но у ворот Портос разговаривал с одним гвардейцем. Между разговаривавшими было именно столько расстояния, сколько нужно чтобы пройти одному человеку.
Д’Артаньян думал, что для него довольно будет этого пространства и бросился между ними как стрела. Но он не рассчитал на порыв ветра. Только что он хотел пройти, как ветер раздул длинный плащ Портоса и д’Артаньян попал прямо под плащ. Конечно, Портос имел свои причины придержать эту существенную часть одежды, и вместо того чтобы опустить полу, которую держал, он притянул ее к себе, так что д’Артаньян завернулся в бархат кругом.
Д’Артаньян, слыша ругательства мушкетера, хотел выйти из-под плаща, опутавшего его. Он в особенности боялся, чтобы не замарать великолепной перевязи, но, открыв глаза, очутился носом между плечами Портоса, то есть прямо перед перевязью.
Увы! как большая часть вещей на свете бывают красивы только с наружной стороны, так и перевязь была золотая только спереди, а сзади из простой буйволовой кожи.
Хвастливый Портос, не будучи в состоянии иметь целую золотую перевязь, имел ее по крайней мере в половину, чем и объясняется его простуда и крайняя нужда в плаще.
– Черт возьми, сказал Портос, делая все усилия, чтобы освободиться от д’Артаньяна, шевелившегося за спиной его, – вы бросаетесь на людей как бешеный.
– Извините, сказал д’Артаньян, показываясь под плечом великана, – я тороплюсь, мне нужно догнать одного господина и…
– Разве вы бежите, закрыв глаза? спросил Портос.
– Нет, отвечал оскорбленный д’Артаньян, – и, благодаря моим глазам, я вижу даже то, чего не видят другие.
Неизвестно, понял ли Портос, что он хотел этим сказать, но он рассердился и отвечал:
– Предупреждаю вас, что если вы будете обращаться таким образом с мушкетерами, то будете биты.
– Буду бит! сказал д’Артаньян, – это слово немножко жестко.
– Это слово приличное человеку, привыкшему смотреть врагам прямо в глаза.
– О! я знаю, что вы не поворачиваетесь к ним спиной.
И молодой человек, довольный своею шуткой, удалился, смеясь во все горло.
Портос пришел в бешенство и сделал движение, чтобы броситься на д’Артаньяна.
– После, после, кричал д’Артаньян, – когда снимете плащ.
– Ну, так в час, за Луксембургом.
– Очень хорошо, в час, отвечал д’Артаньян, поворачивая за угол.
Но ни в той улице, которую он пробежал, ни в той, в которую теперь поворотил, не было того, кого он искал. Как бы тихо не шел незнакомец, он ушел уже из виду; может быть, он зашел в какой-нибудь дом. Д’Артаньян спрашивал о нем у всех, кого встречал, спустился до парома, прошел по улице Сены а Красного Креста, но не нашел никого.
Между тем эта ходьба послужила к его пользе в том отношении, что по мере того как пот обливал его лоб, сердце простывало. Тогда он начал размышлять о последних происшествиях; их было много и все несчастные: было только 11 часов утра, а он успел уже попасть в немилость де-Тревиля, которому не мог показаться вежливым поступок д’Артаньяна при уходе от него.
Кроме того, он принял два вызова на дуэли с людьми, способными убить каждый по три д’Артаньяна, притом с двумя мушкетерами, то есть с людьми, которых он столько уважал и считал выше всех других людей.
Будущее было печально. Уверенный что будет убит Атосом, молодой человек мало беспокоился о Портосе. Впрочем, как надежда никогда не оставляет человека, то и он начал надеяться что переживет эти две дуэли, разумеется с ужасными ранами, и на случай, если б остался в живых, давал себе следующий урок:
– Какой я безмозглый! Храбрый, несчастный Атос ранен именно в то плечо, о которое я ударился головой как баран. Удивительно, что он не убил меня на месте; он имел на то право, потому что вероятно я причинил ему жестокую боль.
И, против воли, молодой человек начал смеяться, оглядываясь впрочем чтобы этим смехом, без видимой для других причины не обиделся кто из проходящих.
