Таким образом, нетрудно понять, что, поддерживая периодическое общение с лицами, удаленными, казалось бы, от двора, королева Каролина позаботилась и о том, чтобы не порвать окончательно с герцогом Аргайлом. Его благородное происхождение, его выдающиеся способности, уважение, которым он пользовался у себя на родине, и огромные услуги, оказанные им Брауншвейгскому дому в 1715 году, не допускали необдуманного и пренебрежительного к нему отношения. Он сам, почти без всякой помощи, опираясь лишь на свои исключительные способности, смог приостановить вторжение объединившихся шотландских кланов; не было ни малейшего сомнения, что при малейшей поддержке с его стороны они взбунтовались бы и гражданская война вспыхнула бы вновь. Все знали, что двор в Сен-Жермене при переговорах с герцогом выдвигал самые лестные для последнего условия. Нравы и настроения Шотландии были тогда еще малоизвестны, и на нее смотрели как на вулкан, который, бездействуя долгие годы, может вдруг неожиданно разразиться губительным извержением. Поэтому было очень важно сохранить некоторое влияние на такое важное лицо, как герцог Аргайл, и Каролина добилась этого при посредстве некоей леди, отношения с которой у нее, как у жены Георга II, могли бы носить отнюдь не дружеский характер.
Не менее убедительным примером незаурядных качеств королевы было и то, что она смогла сделать своим услужливым и близким другом главную фрейлину двора — леди Сэффолк; если учесть, что эта дама была одновременно и любовницей мужа Каролины, то кажущаяся несовместимость подобного сочетания станет совершенно очевидной. Этот ловкий маневр избавил Каролину от той опасности, которая более всего грозила ее власти, — губительного влияния честолюбивой соперницы, и если она и испытывала чувство унижения от необходимости потворствовать измене своего мужа, то по крайней мере не боялась ее самого страшного последствия и, кроме того, могла время от времени вежливо съязвить по адресу своего «милого Говарда», хотя, как правило, обращалась с ним очень почтительно note 88. Леди Сэффолк была многим обязана герцогу Аргайлу (в воспоминаниях Горация Уолпола, относящихся к царствованию Георга II, упоминается об этом), и при ее посредстве королева иногда переписывалась с ним. Однако эта переписка после дебатов по делу Портеуса давно не возобновлялась, ибо королева несколько неразумно рассматривала это событие, не как внезапный взрыв народного мщения, а как умышленное оскорбление ее личности и авторитета. Тем не менее переписка между ними не считалась прерванной окончательно, хотя обе стороны в последнее время и не прибегали к ней. Все эти замечания было необходимо сделать, чтобы читателю стали понятны нижеследующие события.
Пройдя вдоль узкой аллеи, герцог свернул в другую, похожую на нее аллею, но более широкую и длинную. Здесь впервые после того, как они вступили в парк, Джини увидела приближавшихся к ним людей.
Это были две женщины: одна из них шла немного позади другой, но не настолько далеко, чтобы не слышать и не суметь ответить на обращенные к ней слова шедшей впереди женщины, причем последней не пришлось бы для этого оборачиваться. Так как они приближались очень медленно, Джини смогла как следует разглядеть их. Герцог тоже замедлил шаг, словно желая дать ей время собраться с мыслями, и несколько раз повторил, что не следует бояться. У той леди, которая казалась выше рангом, были замечательные черты лица, хотя и тронутые оспой — этим страшным бедствием, с которым теперь все сельские эскулапы благодаря Дженнеру борются с такой же легкостью, с какой верховное божество победило когда-то Пифона. У этой дамы были великолепные глаза, хорошие зубы, а лицо соответственно ее желанию принимало выражение величия или вежливого внимания. Фигура ее хотя и отличалась некоторой embonpoint note 89, была изящна, а упругость и твердость походки исключали всякое предположение о том, что в действительности она страдала заболеванием, менее всего располагающим к пешеходным прогулкам. У нее были повелительные и благородные манеры, а платье отличалось богатством, но не яркостью.
Ее компаньонка была ниже ростом, со светло-каштановыми волосами и выразительным взглядом голубых глаз. Черты ее лица, хоть и не абсолютно правильные, обладали той прелестью, которой они, возможно, были бы лишены, если бы отвечали всем законам красоты. Когда она молчала, лицо ее принимало задумчивое или, вернее, грустное выражение, для которого у нее было слишком много оснований, но оно уступало место добродушной и ласковой улыбке, как только она обращалась к кому-нибудь.
Когда до дам оставалось двенадцать или пятнадцать ярдов, герцог сделал Джини знак остановиться и, выйдя сам вперед, выразил с присущим ему изяществом свое глубокое почтение, на что получил сдержанный и величественный ответ от той, к кому он приблизился.
— Надеюсь. — сказала она с любезной, снисходительной улыбкой, — что вижу герцога Аргайла, ставшего в последнее время таким отшельником, в добром здравии, которого желают ему все его друзья.
Герцог ответил, что он чувствует себя превосходно, и добавил, что необходимость заняться неотложными общественными делами в палате общин и время, потраченное на недавнюю поездку в Шотландию, повинны в том, что внимание, уделенное им выполнению своих обязанностей на приемах и в гостиных, было менее усердным, чем он сам мог бы этого пожелать.
— Когда ваша светлость найдет время для выполнения столь легкомысленных обязанностей, — ответила королева, — я полагаю, вы встретите самый благосклонный прием. Надеюсь, что готовность, с которой я пошла навстречу вашему желанию, выраженному вчера через леди Сэффолк, является достаточным доказательством того, что по крайней мере один из представителей королевского дома не забыл старых и важных услуг из-за недавней обиды, вызванной проявлением неуважения. — Все это было сказано в дружелюбном тоне, говорившем о желательности примирения.
Герцог ответил, что он отнес бы себя к разряду самых несчастных людей, если бы его сочли способным проявить неуважение к тем своим обязанностям, которые налагаются на него обстоятельствами и обычаями и выполнение которых было бы благожелательно встречено. Он глубоко тронут честью, которую ее величество оказала ему, согласившись удовлетворить его личную просьбу, и надеется, ей вскоре станет ясным, что дело, ради которого он осмелился ее побеспокоить, весьма существенно и для интересов его величества.
— Вы не можете оказать мне большей услуги, — ответила королева, — чем предоставить право прибегать к вашему опыту и совету во всех делах, требующих вмешательства короля. Вашей светлости известно, что я являюсь лишь промежуточным звеном, через которое вопросы, требующие мудрости высочайшего рассмотрения, попадают к королю; но если ваше прошение касается лично вашей светлости надеюсь, мое посредство будет способствовать вероятности его успеха.
