— Три тысячи сто пятьдесят, — проговорил Джошуа Берд в тишине. — Кто даст три двести?
Он посмотрел на мужчину из Алабамы, который так активно участвовал в аукционе. Человек из дальнего Юга с жадностью смотрел на Жозефину, но в конце концов покачал головой. Работорговец вздохнул.
— Кто-нибудь еще предложит три двести? — Все молчали. — Три тысячи сто пятьдесят. Раз. — Молчание. — Три тысячи сто пятьдесят. Два. — Берд хлопнул ладонями. — Продана за три тысячи сто пятьдесят. Давайте, сэр, выходите вперед!
— О, я иду, не беспокойтесь, — сказал ривингтонец, который только что купил Жозефину. Толпа расступилась, как библейское Красное море, чтобы показать уважение тому, кто будет платить сейчас так много за движимое имущество. Ривингтонец полез в свой рюкзак, вытащил обернутый бумагой рулон золотых монет, потом еще и еще.
— Там сто пятьдесят унций золота, — сказал он, а затем вскрыл еще один рулон и отсчитал тринадцать монет. Он передал Берду рулон за рулоном, а затем монету за монетой. Когда он, наконец, закончил, у работорговца было более тринадцати килограммов золота и полностью обалдевшее выражение лица. Как ни в чем не бывало, ривингтонец сказал: — Вместе с девкой, вы должны мне одиннадцать долларов.
— Да, сэр, — сказал Джошуа Берд, даже не ставя под сомнение расчет. Он протянул деньги руками, выпачканными в чернилах, которыми он заполнял купчие на протяжении дня.
— Позвольте мне узнать ваше имя, сэр, для внесения его в купчую.
— Я Пиит Харди. П-и-и-т Х-а-р-д-и. Записывайте правильно.
— Повторите снова, сэр, чтобы я не ошибся.
Берд записал, выпрямился и повернулся к Жозефине.
— Иди, девочка, иди к нему. Он купил тебя — теперь ты его.
Двигаясь с грацией, которая соответствовала ее красоте, Жозефина сошла с помоста аукциона. Пиит Харди обнял ее за талию. Она стояла выпрямившись, ни отстраняясь, ни прижимаясь к нему. Коллективный вздох зависти прошел по толпе. Парень из Алабамы, последний претендент на нее в аукционе, спросил: — Скажите, сэр, что вы собираетесь с ней делать теперь, когда вы получили ее?
Харди запрокинул голову и захохотал.
— А что же, черт возьми, вы думаете, я буду делать с ней, сэр? То же самое, что делали бы вы, если бы купили ее.
Алабамец тоже засмеялся, правда печально. Коделл наблюдал за лицом Жозефины. Оно стало застывшим, почти неживым. Она, должно быть, надеялась, что человек из Ривингтона, в такой необычной одежде, будет отличаться от других в лучшую сторону. Обнаружить, что он ничем от них не отличается, было жестоким разочарованием.
— По очень разумной цене, господа, я могу поставить оковы на ваши покупки, чтобы вы не волновались, что они окажутся чересчур резвыми.
Джошуа Берд весело фыркнул. Несколько человек подошли к нему за этой услугой.
Коделл пошел прочь от главной площади города. Для него аукцион рабов был просто способом провести часть длинного субботнего дня. Он не мог даже мечтать об обладании рабом, особенно теперь, в летнее время, когда его школа была закрыта. Репетиторство, написание писем для неграмотных обывателей и переписывание аккуратным почерком документов округа давали ему доход, достаточный, чтобы не умереть с голоду, но не более того.
Джордж Льюис догнал его по пути.
— Как поживаете теперь, Нейт?
— Неплохо, благодарю вас, сэр.
Хотя он уже не являлся его капитаном, Льюис был достаточно большим человеком в Нэшвилле, чтобы Коделл оказывал ему соответствующее уважение.
— Вижу, вы не стали покупать негров сегодня.
— И не планировал, у меня их достаточно для моей табачной плантации, и даже излишек. Я пришел ознакомиться с ценами на случай, если я решу продать парочку.
— Вот как.
Коделл не один десяток лет знал, что он никогда не будет богатым человеком. Но это знание не беспокоило его. Иногда, как сейчас, он получал небольшое развлечение от прослушивания того, о чем беспокоятся богатые люди.
У меня слишком много рабов для моей земли? Может, немного продать?
Нет, это были проблемы, которые никогда не волновали его.
Некоторые из подобных мыслей, должно быть, отразилось на его лице. Джордж Льюис похлопал его по плечу и сказал: — Если у вас возникнут проблемы, Нейт, вы просто дайте мне знать. Любому из тех, кто служил в моей роте, если надо, я постараюсь помочь.
С упрямой гордостью, Коделл ответил: — Это благородно с вашей стороны, но у меня все достаточно хорошо, сэр. — Льюис в вежливом сомнении приподнял бровь. — Есть те, кому много хуже, чем мне, — настаивал Коделл.
— У большинства из них есть фермы, чтобы, по крайней мере, иметь еду на своих столах, — сказал Льюис. Чувствуя уже поступающий гнев, Коделл покачал головой. Льюис пожал плечами.
— Ладно, Нейт, как хотите, пусть будет по-вашему. Но если вы когда-нибудь передумаете — все, что вам понадобится сделать, это просто дать мне знать об этом.
— Ладно, — сказал Коделл, зная, что никогда не сделает этого. Забота Льюиса все же тронула его. Дети капитана не посещали его школу; Льюис мог позволить себе лучшую. Но он знал проблемы богатых и бедных в штате. Коделл проголосовал за него без колебаний прошлой осенью и был готов сделать это снова, если он бы он стал переизбираться.
Льюис попрощался и ушел. Коделл уже собирался возвращаться к себе, когда Рэфорд Лайлз закричал ему вслед: — Для вас есть письмо, Нейт. Сейчас я снова открою.
Коделл развернулся обратно к магазинчику. Лайлз повозился с ключом и широко раскрыл дверь. Он пошел за прилавок.
— Вот, от вашей девушки из Ривингтона.
— Она не моя девушка, — сказал Коделл, как обычно всякий раз, когда он получал письмо от Молли Бин или отправлял ей.
— Тем хуже для нее, если она не ваша девушка, потому что я хочу все и всех в Ривингтоне взорвать и отправить в ад, а если бы она была вашей девушкой, ее бы я не тронул.
— Пусть она останется в добром здравии, мистер Лайлз, — сказал Коделл.
— Хорошо, только ради вас, Нейт.
Лайлз опять начал проклинать город Ривингтон и его жителей с энергией и изобретательностью, о которых Коделл и не подозревал. Это было похоже, как погонщик стада мулов грозился содрать шкуры со своих бестий, в один прекрасный день увязших на дороге, которую недельные дожди превратили в настоящее болото.
— Хуже всего то, что у них денег, как экскрементов в заднице. Похоже, они постоянно достают их оттуда. Черт побери, три тысячи сто пятьдесят гребаных долларов за эту девку-мулатку! Пусть дьявол зажарит меня утром вместо бекона. Нейт, то, что он собирается получить от нее, он мог получить в любом борделе, черт возьми, за несколько центов! Или и там теперь так дорого?
