– Он висел вниз головой, – рассказывал один из стоящих рядом с телом мальчика людей, видимо, тот, кто нашёл его, – когда я нашёл его, он уже был мёртв. Один Господь знает, отчего он умер!
– Здесь кто-то есть, – один из находящихся в зале людей нагнулся, что-то рассматривая в углу, где была маленькая ниша. Возле него сразу же столпились десятки людей.
– Вытаскивайте его, – закричал Буаленвиль. Несколько людей одновременно просунули руки в нишу, внизу которой было небольшое углубление, и стали вытаскивать последнего оставшегося в живых колдуна. Приходилось только удивляться, как он туда смог пролезть. Колдуна растерзали на месте, едва вытащили из ниши.
– Исчадие ада, плод сатаны, – Буаленвиль пнул ногой мёртвую голову убитого колдуна. Капюшон, скрывавший лицо, раскрылся.
– Иисус, – вырвалось у Буаленвиля. Он быстро нагнулся и закрыл лицо мертвеца. Сделав это, он осторожно начал озираться по сторонам, пристально наблюдая, не узнал ли кто это лицо. Но люди уже разбрелись по сторонам в поисках очередной жертвы. Буаленвиль начал понемногу успокаиваться, когда наткнулся на насмешливое лицо Таньги; осознав, что его разоблачили, он, озираясь, подошёл к Таньги, и лишь убедившись, что его никто не слышит, вкрадчивым голосом спросил:
– Сын мой, надеюсь, Господь в равной мере наградил вас молчанием, равно как и благочестием?
Таньги приложил палец к губам. Жест, означавший, что он сохранит молчание. Буаленвиль довольным взглядом посмотрел на него.
– В случае крайней нужды помни, сын мой, что покорный слуга Божий Буаленвиль всегда готов оказать тебе посильную помощь!
Таньги молча поклонился и подумал о том, что дело сделано и ему пора возвращаться. Уже выходя из зала, он услышал голос Буаленвиля, который говорил:
– Уничтожьте вход, дети мои! Засыпьте его камнями, чтобы никогда больше нечисть не могла сюда проникнуть!
Таньги провёл в Париже ещё некоторое время. Он внимательно следил за всем, что происходило в городе. На десятый день после его отъезда из Осера Таньги отправился в обратную дорогу.
* * *
В то время, когда Таньги возвращался в Осер, Бурж провожал последних гостей. Праздничные торжества миновали, и город входил в привычный ритм жизни. Обилие карет с гербами и знать, расхаживающая с важным видом, перестали быть постоянными атрибутами города. Да к тому же горожане, привыкшие к этому зрелищу, попросту перестали обращать на него внимание. Исключением стала лишь одна особа, которая вызывала повышенный интерес и неослабное внимание к своей особе. Это была Луиза. Каждое утро она выходила из дворца и проделывала один и тот же путь. Она огибала дворцовую площадь и направлялась к величественному собору, сооружённому в готическом стиле. Прежде чем войти в собор, Луиза раздавала милостыню калекам и нищим, что всегда сидели на паперти перед входом. В соборе Луиза проводила два часа, а после этого снова возвращалась во дворец. Горожане с умилением смотрели на юную графиню Арманьяк, которая отличалась столь высокой благочестивостью. В ней они видели любящую супругу человека, чьё имя произносили не иначе, как с гордостью. К тому же живот Луизы округлился, и не оставалось сомнения, что в скором времени, возможно, появится наследник арманьяков. Что несомненно вызывало у горожан своеобразное чувство трепета и глубокой нежности по отношению к юной графине. Даже Капелюш, который с весьма грозным видом постоянно следовал за графиней по пятам, начал вызывать у горожан дружеские чувства. Они понимали, что этот великан с лицом, которое могло внушить ужас любому из числа тех, кто его не знал, всего лишь заботился об этом хрупком создании. И потому угрожающие взгляды Капелюша в дополнение к огромному топору, что висел неизменно у него на поясе, которые первоначально заставляли людей шарахаться в сторону, теперь воспринимались так, как оно и было на самом деле.
Этим утром по установившемуся обыкновению Луиза снова вышла из дворца в сопровождении Капелюша. У ворот Луиза остановилась и лёгким, почти незаметным движением поправила накидку на голове, что покрывала её волосы. Едва она собиралась продолжить путь, как услышала голос Капелюша за спиной:
– Миледи, гонец из Осера!
Луиза немедленно обернулась влево и увидела приближающегося всадника с белой перевязью. Сердце её наполнилось радостным трепетом. Она знала, она была уверена, что Филипп её не забудет. Гонец осадил лошадь в нескольких шагах от места, где стояла Луиза. Соскочив с лошади, он подбежал к Луизе и, преклонив колено, протянул письмо, запечатанное латинской «А» – личной печатью Филиппа.
– Письмо от монсеньора!
Луиза с трепетом приняла письмо. И после этого мягким голосом обратилась к гонцу:
– Благодарю вас, сударь!
– Монсеньор просил миледи ответить, – почтительно произнёс гонец.
– Вас проводят во дворец, где вы сможете отдохнуть с дороги. А я тем временем напишу ответ!
– Миледи! – гонец выпрямился и поклонился.
Капелюш подозвал одного из слуг, в большом количестве снующих по дворцу, и, передав гонца на его попечение, отправился следом за Луизой. От него не укрылось, как Луиза прижимала письмо к своей груди и что-то шептала. По пути в собор не раз Луизу встречали проходящие мимо горожане приветливыми и почтительными поклонами. Почти с каждым Луиза приветливо здоровалась. Так продолжалось, пока они не достигли собора. Капелюш уже забыл, в который раз смотрит, как Луиза раздаёт милостыню. Наконец он увидел, что она входит в собор, и последовал вслед за нею. Он увидел, что в этот раз Луиза не заняла место на передней скамейке, предназначенной для знати, а проследовав по длинному проходу мимо молящихся людей, направилась к богато убранной статуе девы Марии. По обе стороны божественного лика стояли золотые подсвечники. Капелюш не стал проходить дальше, он занял выжидательную позу у самой двери собора и смотрел, как Луиза зажгла три свечи и опустилась на колени перед святой Божьей матерью.
Опустившись на колени, Луиза вскрыла письмо Филиппа.
«Дорогая супруга, – писал Филипп, – причины, побудившие меня покинуть вас, к сожалению, слишком значительны и не позволяют мне встретиться с вами в ближайшее время, как бы мне этого ни хотелось. Также я запрещаю приезжать вам в Осер. Причины моего запрета кроются в опасности, которая угрожает вам и нашему сыну. Я не стану спрашивать, понимаете ли вы мои поступки, ибо не сомневаюсь в вашем благоразумии и доверии ко мне. Я извещу вас, когда опасность минует и вы сможете возвратиться домой. Это всё, что я хотел сказать вам как своей супруге. Супруге, но не прекрасной женщине и другу, за которого я вас почитаю. Им обоим я бы хотел открыться до конца. Искренне сказать о том, что у меня лежит на сердце. С ними я хотел бы поделиться своими сомнениями и попросить помощи. Речь идёт, как вы, наверное, поняли, о герцогине Мендос! Я хочу признаться вам. Я любил и люблю Мирианду. Именно ей я обязан изменениям, которые произошли во мне. Она научила меня улыбаться, она помогла мне расстаться с прошлым. Она принесла счастье и успокоение в мою душу. Признаюсь с откровенностью вам, Луиза. Если б не Мирианда, возможно, я не приехал бы в монастырь и обрёк бы вас на мучительную смерть. И не потому, что я желал вам смерти, нет, а по причине ненависти и злобы, что бушевала во мне при одном упоминании имени „бургундцы“. Я знаю, что эти слова могут отвратить вас от меня, но не собираюсь лгать. Я виноват, но что ещё можно было ожидать от человека, который одиннадцать лет жил надеждой отомстить за своих родителей, родных и близких. Я вовсе не оправдываюсь, Луиза, поймите, я всего лишь пытаюсь быть с вами честным! Перед тем, как я приехал к вам в монастырь, у нас случилась размолвка. Вина целиком лежала на мне. Мирианда не была виновата. Но даже эта размолвка ничуть не охладила мои чувства к ней. Я собирался жениться на Мирианде после того, как увидел бы вас. Но увидев вас в положении, в котором вы оказались, я осознал, что не могу быть счастлив, когда вы по моей вине невыносимо страдаете. Я ожидал от вас ненависти, но вместо неё получил понимание и прощение. Там, в вашей келье, я понял, насколько мы похожи друг на друга. Нас связывали страдания и боль. Вы в одно мгновение стали мне родным человеком, и я полюбил вас… как можно любить дорогую сестру. В моей любви к вам не было того, что я чувствовал по отношению к Мирианде. Это чувство было иным. Меня охватывала к вам неудержимая нежность, я чувствовал, что должен оберегать и заботиться о вас. Ваши прекрасные глаза были всегда полны печали, и я поклялся себе, что наполню их радостью и светом. Мне казалось, что и вы относитесь ко мне точно так же. И потому ваше признание в любви привело меня в отчаяние. Я почувствовал себя растерянным. Я не знал, что вам ответить. Как объяснить те чувства, что я испытывал к вам! Я не знал, как объяснить Мирианде мой внезапный брак. Как объяснить, что я не предавал её, а всего лишь оказался пленником своей ненависти. Простите за эти слова, Луиза, но именно они с точностью обозначают истину. В тот день, когда вы признались мне в любви и внезапно покинули торжества, я искал Мирианду для того, чтобы попытаться объяснить мой поступок и попросить прощения. Мне так и не удалось встретить её во дворце. Я встретил Мирианду в церкви. Она узнала всё. И знаете, что сказала Мирианда? Она сказала, что я поступил правильно и заставила меня поклясться, что я забуду её и буду любить только одну женщину – вас, Луиза. Это прелестное создание с удивительным сердцем и чистой душой отказалось добровольно от того, что составляло смысл её жизни. От своей любви. С её уст не слетела ни единая жалоба, ни один упрёк. Она думала о вас, Луиза. Она желала вам счастья! Мирианда помогла мне понять, что отныне моя жизнь – это вы, Луиза. Вы мне очень дороги, и если это письмо не вызовет у вас отвращения ко мне, я попытаюсь измениться. Вы уже заняли место в моём сердце, Луиза. Я постараюсь быть любящим супругом, я сделаю всё, лишь бы видеть вас счастливой. Я, как и вы, глубоко верю, что наши руки соединила святая Дева Мария. И по своей воле никогда не отпущу вашу руку. Но я приму любое ваше решение. Вам решать, Луиза, останемся мы теми, кем являлись до сих пор, то есть любящими братом и сестрой, или же вы примете меня как своего супруга. А я вас уже принял как свою супругу! Последнее слово за вами, Луиза!
