Хмельницкий улыбнулся и качнул головой.
— Вы действительно прозорливы, принц. Я склоняюсь к тому, что в Украине я сейчас нужнее. Тем более что и вы тоже заинтересованы видеть меня в ближайшее время в Варшаве, поближе к польскому трону, а не где-то под стенами Дюнкерка.
Принц понимающе помолчал.
— Как поступить — это вы решите сами. Я лишь хочу заверить вас, полковник, что если обусловленные договором два года найма вы используете для более нужной вам… и нам, — выдержал Конде довольно внушительную паузу, наполняя особым смыслом это подчеркнутое «нам», — деятельности в пределах Речи Посполитой, мы воспримем это с должным пониманием.
— Вот за это я признателен вам, господин главнокомандующий, — оживился Хмельницкий. — Ваше заверение лишь утверждает меня в мысли, что сейчас я действительно больше нужен Украине, чем Франции.
— Но история запомнит, что переговоры об участии казаков в войне против врагов Франции казачье посольство вело под главенством господина Хмельницкого. И Франция действительно будет благодарна вам.
— При всей традиционной неблагодарности ее величества императрицы-истории к своим грешникам-воинам, — завершил его мысль Хмельницкий, поднявшись вслед за принцем де Конде из-за стола.
Небольшой кортеж из четырех карет — каждому из полковников была предоставлена отдельная карета, а в четвертой должны были ехать их адъютанты — в сопровождении полусотни мушкетеров оставлял ставку главнокомандующего французскими войсками принца де Конде ранним солнечным утром.
Вспыхнувшая в нескольких милях от них артиллерийская перестрелка наконец утихла. Два пехотных полка резерва, в смотре которых вчера вечером де Конде пригласил принять участие и украинских полковников, сегодня на рассвете оставили окрестности поселка. И вся широкая, расшитая, словно бисером, рощицами и озерцами, долина, еще вчера превращенная в военный лагерь, теперь казалась идиллически мирной, взывающей к покою и вселенской благодати.
— Господа, — салютовал своей мушкетерской шляпой небу и лугам д'Артаньян, решивший добираться до порта в седле, вместе со своими мушкетерами. — Это изумительное утро Франция дарит вам, степным рыцарям! Какие бы ураганы ни встречали нас на пути к польским берегам, все равно нам с вами будет светить изумительное солнце Фландрии.
— Оказывается, под звон клинков мушкетерам хорошо рифмуется, — мрачно заметил гвардейский лейтенант, не упустив возможности высказать свое отношение к бывшим собратьям по плащу и клинку… — А главнокомандующий никак не может понять, почему воинская слава этого воинства так быстро приходит в упадок.
— Клянусь пером на шляпе гасконца, мсье, вы к нам несправедливы, — улыбнулся д'Артаньян. — Очередная неудачная шутка в сугубо гвардейской манере. Извините, вызова на дуэль не приму. В Кале у нас очередная схватка с юным виконтом де Моралем.
— Она должна произойти в Кале? — удивленно уточнил виконт, озаряя обоих лейтенантов белозубой юношеской улыбкой. — Я-то предполагал, что мне придется оплакивать вас уже в Варшаве, где-нибудь на берегу Вислы.
— В Варшаве у нас намечаются другие развлечения, виконт.
Хмельницкий выслушал этот обмен шутливыми дерзостями с улыбкой наставника, давно уставшего от словесных вольностей своих собственных учеников.
— С ужасом думаю, — произнес он, садясь в отведенную ему карету: — «Не доведи Господь, наши казаки заразятся европейской чумой дуэлянтства».
— Тогда уж Сечь точно изрубит саму себя, — согласился стоявший рядом Сирко. — Татары растеряются: всю Украину проскачешь, а сразиться не с кем. Если же серьезно, смотрю на эту землю и завидую французам: у них есть армия, есть свое государство, свои старинные университеты, своя церковь и свой флот, своя история. А ведь по территории Франция, пожалуй, не больше Украины. И народа столько же наберется. Чем же так провинилась перед Господом Богом наша земля, что она до сих пор вынуждена пребывать в падчерицах чужой короны?
— Мы с тобой этого не поймем, — ответил Хмельницкий, уже сидя в карете. — Не поймем и не осознаем до тех пор, пока над этим же и с такой же болью, как ты, не задумается каждый казак, каждый ученый муж, каждый сущий в Украине.
Проведя кортеж три мили, почетный эскорт драгун, возглавляемый полковником д'Ордэном, возвращался в ставку. После теплого прощания с ним Хмельницкий и все остальные почувствовали, что праздник воинского гостеприимства завершен, дальше начинается долгая утомительная дорога.
Солнце постепенно нагревало воздух, наполняя его ароматами леса и луговых трав, которые проникали даже через открытые дверцы экипажей. Покрытые густой росистой травой склоны долин под красноватыми лучами солнца напоминали яркие витражи огромного храма, а птичьи хоры пели так, как полагалось петь слаженным церковным хорам.
— Впереди группа вооруженных всадников!
— Пятеро вооруженных всадников и карета, — уточнил тот же мушкетер несколькими минутами позже. Повторив его сообщение, чтобы могли расслышать в конце кортежа, д'Артаньян и де Морель помчались к авангарду, пытаясь выяснить, кого это послал им Бог на безлюдной в это время дороге.
Прошло еще несколько минут. Карета, двигавшаяся им навстречу, остановилась в небольшом перелеске, а в одном из сопровождавших ее воинов д'Артаньян сразу же узнал Кара-Батыра.
— В карете графиня де Ляфер?! — еще издали спросил он татарина.
— Да, французский воин, графиня. Она хочет видеть полковника Гяура. Он с вами?
— Гяур! Полковник Гяур! — тотчас же огласил д'Артаньян весь перелесок таким криком, словно возвещал о победе над врагом. — Вас опять разыскивает целая дюжина парижанок!
Отвязав шедшего за каретой коня, удивленный Гяур помчался туда, где его «опять разыскивали» парижанки.
— Слава богу, что успела перехватить вас, прежде чем вы достигли порта, — возбужденно проговорила графиня. — Но для этого нам пришлось гнать лошадей всю ночь.
— Что-то случилось? — взволнованно спросил Гяур, заключая руки графини в свои ладони. — Хотите сказать, что никакого указа королевы, никакого распоряжения первого министра не последовало?
— Что вы, князь?! Распоряжение позволить мне вернуться во Францию, избавив от любых преследований и каких-либо подозрений, последовало в тот же день, когда вы передали ей нашу общую просьбу. Через сутки гонец доставил королевскую охранную грамоту в замок моих предков. К тому времени я уже была там. Правда, ночью, уже после того, как прочла грамоту, меня вновь пытались убить. — Графиня мило улыбнулась и замолчала.
