Через полкилометра пологий берег свернул к югу и сделался круче. Здесь вода была голубовато-серая, и в ней бурлили, лопаясь на поверхности, крупные газовые пузырьки.
— Опять грифон! — воскликнул Юра.
— А вот его сухопутный брат, — добавил Николай.
Действительно, на берегу, в десяти метрах от воды, что-то бурлило и фыркало. Вершина небольшого бугра была покрыта теплой, полужидкой грязью, медленно сползавшей вниз. Временами на вершине бугра возникал и с шумом лопался грязевой пузырь.
Николай поднялся к кратеру, скинул рубашку и наложил в нее серой плотной глины.
— Зачем, Николай Сергеевич? — спросил Валерка. — Печку сложим.
— Ты испортишь рубашку, — сказала Рита.
— Наоборот. У этой глины хорошие моющие свойства.
— Никогда бы не подумала…
Южный берег оказался крутым, обрывистым, окаймленным узенькой прибрежной полосой. Мелкая галька, валуны. Песка здесь совсем не было.
— Хорошее место — с моря подходить, — заметил Николай, когда они вышли к маленькой бухточке. — Смотрите, глубина прямо от берега, можно подойти вплотную.
— Да сюда и подходят, — подтвердил Валерка, показывая на забитую в береговую гальку причальную трубу.
Молодые инженеры осмотрели трубу и обнаружили на ней клеймо Южнотрубного завода и ряд понятных им цифр: размер, номер плавки, марку стали и год выпуска.
— Прошлого года! — воскликнул Юра.
— Значит, здесь бывают геологи. — Николай посмотрел на Риту. — Я же говорил, что долго не засидимся.
— Но плот все равно будем строить? — спросил Валерка.
— Будем. На всякий случай.
Обход острова не занял много времени: длина береговой линии не превышала трех километров.
— Теперь, товарищи, за работу, — сказал Николай, когда экипаж «Меконга» вернулся в лагерь. — Валерка, забрасывай спиннинг. Пошли, Юрка, бревна таскать.
С помощью женской половины экипажа Юра и Николай скатили бревна, найденные на северном берегу, в воду, связали их веревками и отбуксировали к лагерю. Попутно Николай прихватил короткий обрубок бревна, полусгнивший и покрытый толстым налетом соли.
— Зачем тебе эта гниль? — спросила Валя.
— Потом узнаешь.
Наскоро выкупавшись, парни сложили из обломков песчаника печку и обмазали ее вулканической глиной.
— Оно конечно, костер романтичнее, — говорил Юра, — но ка-пе-де[50] у него поганый, и дров много жрет. В конце концов, мы не первобытные люди…
Пришел Валерка со свежим уловом. За ним бежал Рекс, с интересом обнюхивая рыбьи хвосты, волочившиеся по гальке.
Пока варилась уха, Юра скрутил фитилек из расщипанной веревки, сунул в пустую консервную банку и налил подсолнечного масла. Поднес горящую головешку — фитилек слабо вспыхнул.
— На случай пасмурной погоды, — объяснил Юра. — Пусть горит, чтоб дрова зря не жечь.
— Масло тоже надо экономить, — заметила Валя.
— Коптилка много не съест. А вы, между прочим, знаете, товарищи, историю подсолнечного масла?
— Расскажите, Юрий Тимофеевич, — попросил Валерка.
Юра развалился на песке и начал со вкусом:
— Родина подсолнуха — древнее Перу. Перуанцы называли его цветком солнца…
— Неужели инки лузгали семечки? — засмеялась Валя.
— Наоборот. Они поклонялись божественному цветку, который всегда смотрит солнцу в глаза. Потом Перу завоевали испанцы. Вместе с золотишком они вывезли в Европу и золотой цветок. В Россию подсолнух ввез Петр Первый из Голландии. Его сажали в садах для красоты. Позднее люди открыли свойство жареных подсолнечных семян — способствовать тихому душевному разговору… — Юра воодушевился: — Это дивное лакомство стало лучшим украшением летних вечеров. А в 1835 году воронежский крестьянин Бочкарев первым начал давить из подсолнечных семян масло. Прекрасное, золотистое, как солнце, масло, нужное и для пищи и для приготовления мыла и красителей…
— Откуда ты знаешь все это? — удивленно спросила Валя.
— Я хожу по жизни с открытыми глазами, — гордо ответил Юра и повернулся с живота на спину.
Он не пожелал признаться, что еще недавно, занимаясь пластмассами, прочитал под нажимом Колтухова несколько книг о естественных смолах и маслах.
Между тем Николай поджег гнилую деревяшку и, когда она сгорела, собрал золу в консервную банку. Попробовал на вкус, удовлетворенно кивнул и высыпал щепотку золы в кастрюлю с поспевающей ухой.
— Что ты сделал? — в ужасе закричала Валя. — Сумасшедший!
— А ты попробуй. — Николай протянул ей банку.
— Стану я всякую гадость пробовать!
Рита сунула палец в банку, лизнула, изумленно сказала:
— Соль!
— Опять же Миклухо-Маклай помог, — серьезно сказал Николай. — Он писал, что на Новой Гвинее едят золу дерева, долго пролежавшего в морской воде.
— Я читала Маклая, но совершенно не помню этого. — Рита засмеялась. — Да, с вами не пропадешь…
После обеда вскипятили воду, и каждый получил свою порцию. Рексу налили, как обычно, в банку воды из анкерка. Но пес не стал пить. Он растянулся в тени палатки и вывалил язык на передние лапы.
Юра и Николай переглянулись.
— Что с ним случилось, Колька? С утра пес не пил…
— А вдруг он взбесится? — забеспокоилась Валя. — Что тогда?
Николай повернулся к Рите:
— Может, посмотришь его? Ты же биолог.
Рита подозвала Рекса, взяла его голову обеими руками, тщательно осмотрела глаза и нос, раскрыла ему пасть.
— Более здорового пса я не видела. — Она ткнула Рекса носом в банку. — Пей, собачка. Ну пожалуйста.
Но Рекс осторожно высвободился и убежал.
— Не нравится мне это, — сказал Юра. — Где он там бегает? Пойду посмотрю.
Он направился в глубь острова. Остальные робинзоны последовали за ним. Поднялись на возвышенность и увидели еще один грифон. У его подножия росла бурая скучная трава. Поблизости, между невысокими параллельными увалами, стояли лужи воды. А между ними бродил Рекс.
— Вот оно что! В бочонке вода несвежая, а он, видно, еще утром нашел источник. Ну-ка… — Юра горстью зачерпнул из лужи немного воды.
Валя подскочила к нему: — Не смей пить!
— Это чистая вода, Валентина. Она вместе с глиной выходит из грифона и фильтруется Через гальку. О мудрейший из псов! О почтеннейший! Дай пожать твою честную лапу!
Рекс с достоинством протянул лапу.
— Хороши робинзоны! — продолжал Юра. — Обошли берег, а середину острова не осмотрели. Хорошо, хоть Рекс за нас думает.
Робинзоны обогнули грифон и вышли к увалу, за которым синела та самая бухточка с причальной трубой. И тут они увидели железобетонный купол, выступающий из серой глины. Рядом торчал бетонный вывод вентиляции, забранный железной решеткой. По другую сторону купола из земли выходила труба, покрытая окалиной.
