— Вы говорите загадками, сын мой, — сказал с изумлением проповедник.
— Возьмите этот плащ и это кольцо, — продолжал Кричтон, — и ваше спасение обеспечено. Это печать короля. Покажите ее страже, и все двери отворятся перед вами. Не теряйте времени, завернитесь в плащ и идите.
— А вы?
— Не думайте обо мне. Я останусь на вашем месте
— Я не могу принять свободу на таких условиях, сын мой.
— Слушайте меня, отец мой, — сказал с жаром Кричтон. — Вы пойдете не один, Эклермонда будет сопровождать вас. Если она возвратится на маскарад, она погибла.
— Праведное небо! — вскричал проповедник.
— Планы Генриха так хорошо задуманы, что она не может ускользнуть от него. Король Наваррский обманут Генрихом и против воли усугубит грозящие принцессе опасности, если прибегнет к задуманному им безумному средству спасти ее. Екатерина Медичи занята своими черными замыслами, но она не станет противиться намерениям сына, если только не поможет ему. Через час Лувр может стать театром кровавой схватки, но через час будет уже поздно спасать принцессу от бесчестья.
— И ваша жизнь будет ценой моего спасения! — воскликнула Эклермонда. — Нет, я лучше вернусь на банкет и буду искать защиты у короля Наваррского.
— Он не в состоянии защитить вас, — отвечал Кричтон. — Не бойтесь за меня.
— Почему вы сами не хотите сопровождать принцессу, шевалье Кричтон? — спросил проповедник.
— Не спрашивайте меня, а идите, — отвечал поспешно шотландец. — Ее жизнь и честь окажутся в опасности, если вы будете медлить.
— Я не хочу, чтобы вы погибли! — вскричала страстно Эклермонда.
— Вы убиваете меня, оставаясь, — сказал Кричтон. — Еще минута, и, может быть, будет уже поздно.
В эту минуту, когда он произносил эти слова, дверь в келью отворилась, вошел солдат с факелом и провозгласил громким голосом: "Король!"
Спустя минуту вошел Генрих III в сопровождении Маргариты Валуа. Злая улыбка скользнула по лицу короля, когда он заметил испуг, произведенный его появлением.
— Вы правду говорили, сестра, — сказал он, обращаясь, к королеве Наваррской, — наши испуганные голубки улетели сюда. Тюрьма гугенота, как видно, столь же удобна для свиданий, как и будуар Фрины. Мессир Флоран Кретьен мог найти для своих последних минут более приличное занятие, чем подобное свидание. Но это, впрочем, совершенно сообразное его доктринами. Однако его размышления не будут более прерываться. Сырость этого подземелья леденит нас после ароматной атмосферы, которую мы сейчас покинули. Принцесса Конде, — продолжал он, обращаясь к Эклермонде, которая, вздрогнув, невольно отступила, — ваше присутствие на маскараде необходимо.
— Государь, — твердо отвечала принцесса, — я предпочитаю оставаться всю жизнь в этой тюрьме, чем возвращаться в ваши развращенные салоны.
— Повинуйся ему, — шепнул Кричтон. — Я, может быть, еще могу вывести вас из опасного положения.
— Наша свита готова, прекрасная кузина, — сказал король многозначительным тоном. — Мы не имели намерения ни удерживать вас пленницей, ни подвергать нашу жизнь опасности, оставаясь долее под этими сырыми сводами.
— Ступайте, дочь моя, — сказал Кретьен. — Бог защитит вас. Не бойтесь ничего.
— Ваше величество не откажется отвести меня к королю Наваррскому? — спросила Эклермонда.
— О! Конечно нет! — отвечал, улыбаясь, Генрих. — Но он так околдован томными взглядами ла Ребур, что, вероятно, не жаждет вашего общества. Шевалье Кричтон, — продолжал он, обращаясь к шотландцу, — вы избавите нас от вашего присутствия.
— Генрих, — сказала Маргарита Валуа, — ради любви ко мне забудьте его вину.
— Ради любви к вам, Маргарита? — спросил с изумлением король. — Но ведь минуту тому назад вы просили, чтобы изгнание было заменено казнью?
— Сочтите меня непостоянной, если хотите, но исполните мою просьбу.
— Souvent femme varie! — пропел, смеясь, Генрих. — Пусть будет по-вашему. Изгнав его, мы могли бы расстроить веселье нашего праздника. Удержите его около себя, и мы довольны. Пойдемте.
— Маргарита, — сказал Кричтон, когда королева Наваррская взяла его руку, — ваше великодушие спасло и сохранило корону вашему брату.
— Если бы она возродила вашу любовь, я была бы довольна, — нежно проворковала Маргарита.
— Вы можете возродить ее, моя королева, — отвечал Кричтон.
— Каким образом? — спросила Маргарита, дрожа от волнения. — Я угадываю. Вы хотите, чтобы я помогла вам спасти принцессу Конде от грозящей ей опасности? Хорошо, я помогу вам.
— У вас благородное сердце, Маргарита.
— Это верное и любящее сердце, Кричтон. Не играйте с его любовью.
— Если я переживу эту ночь, моя жизнь принадлежит вам.
— Если вы переживете? Что хотите вы сказать этим?
— Я схожу с ума, Маргарита, но не останавливайтесь. Генрих уже ушел.
— И Эклермонда тоже, — прибавила королева тоном ревнивого упрека.
Не прошло и нескольких минут после их ухода, как молитвы Кретьена были прерваны грубым голосом тюремщика, приказывавшего ему встать. Старик тотчас повиновался.
Тюрьма наполнилась людьми в черных платьях и масках, среди которых патер громогласно читал псалмы.
— Твой последний час наступил, — сказал тюремщик.
— Я готов, — отвечал твердым голосом Кретьен, — ведите меня.
Руки старика были немедленно связаны. Его вывели из тюрьмы и извилистыми, узкими улицами повели на берег Сены, освещенный в эту минуту красным светом факелов, обозначавших место, где собралась толпа, ожидавшая казни еретика. Перевезенный в лодке через реку, Кретьен скоро достиг Пре-о-Клерк, где его прибытие было встречено дикими криками толпы.
— Зажигайте костер! Зажигайте! — ревели тысячи голосов. — Смерть еретику!
— Скорее! Скорее! Мы хотим погреться у его костра! — кричал сорбоннский студент. — Смерть гугеноту!..
Красный свет, окрасивший спустя минуту черную воду реки, был отблеском костра Флорана Кретьена.
Когда король и его свита возвратились на праздник, веселье было в самом разгаре. Кавалеры шептали самые страстные слова любви, дамы давали самые нежные ответы. Всеобщая свобода отчасти придавала празднику характер оргии. При виде этого Эклермонда вздрогнула и отступила назад. Она охотно бы скрылась, если бы это было возможно. Но Генрих быстро увлек ее вперед.
— Король Наваррский сидит там, около буфета, — сказал он. — Его правая рука держит бокал вина, а левая обвивает талию любовницы. Мы, вероятно, помешаем ему. Но все равно я готов доверить вас его заботам.
Эклермонда колебалась.
