– Значит, вы говорили с ним о Глорьетте? – спросил я. В его взгляде промелькнуло недоверие. Где-то я, видно, промахнулся, но что поделаешь: ловкости у меня и впрямь маловато.
Однако он так накачался вином, что вскоре его недоверие рассеялось, и он продолжил:
– Понимаешь, старина, такой случай выпадает раз в жизни, второго не жди, удачу надо ловить за хвост, не мешкая. Я никому ничего плохого не сделал… да и к тому же я вообще вышел в отставку, и все… Нельзя требовать от свободного гражданина, чтобы он был рабом власти. Сам посуди: мы, французы, все равны перед законом. Поскольку я думал, что герцог хочет найти ребенка, я сражался, как лев, он ведь хорошо платил. Кроме того, я мог обойти господина Риу, эту бездарь. Ну, как-то утром я явился к герцогу с докладом, просто прелесть какой был доклад, игрушечка, а не доклад, и в нем говорилось, что я, так сказать, проинспектировал всех окрестных кучеров и наконец обнаружил одного, который знал старуху в чепце с синей вуалью… Я долго рассказываю, – сам себя перебил Медор, – но без этого не обойтись.
– Я слушаю и все понимаю, – ответил Жюстен, не шелохнувшийся с самого начал рассказа.
– Сами понимаете, папаша, как я навострил уши, когда он про это заговорил. И просто из кожи вон лез, чтобы казаться спокойным.
Господин Пикар разозлился и заявил, что я не слишком-то интересуюсь его рассказом. Старый безмозглый пьянчуга! Да я просто впитывал каждое слово!
Ну вот. Этот его кучер высадил старуху в чепце на большой дороге, между Шарантоном и Мезон-Альфором. Это насторожило доброго малого, потому что старуха приказала остановиться в таком месте, где не было ни одного дома.
– И что же я сделал? – продолжал господин Пикар. – Да, нелегко им будет найти мне замену! Я отправился на место с двумя первоклассными ищейками и самим кучером. Кучер привез нас как раз туда, где сошли старуха и ребенком – маленьким мальчиком, по ее словам, но эти штучки нам известны! Мы облазили всю округу – никаких построек! А тропинка, по которой она пошла, когда кучер ее высадил, вела все равно что в пустоту – прямиком на свекольное поле. Уж ясное дело, не для того она украла ребенка, чтобы зарыть его там среди свеклы. В одном углу поля я увидел большую кучу навоза. «Ищите!» – приказал я. И через десять минут у меня в руках был чепец, синяя вуаль, шапочка с пером, маленький турнюр и ботиночки, такие хорошенькие…
На этот раз, – не удержался от комментария Медор, – я уже не смог скрыть своего волнения и закричал во весь голос:
– Ах, черт побери! Ах, черт побери! Что за прекрасный отчет, господин Пикар! Господин герцог, должно быть, был очень доволен вами?
Господин Пикар выпил еще стаканчик, а потом, важно выпятив грудь, ответил:
– Что касается этого, дорогой мой, он был так доволен, что благодаря ему я разбогател.
– Но тогда, – спросил я, – почему же вы не нашли малышку?
– Эх-эх! – подмигнув, ответил господин Пикар. – А ты не слишком-то сообразителен, старина!
Я кивнул и открыл рот, прикинувшись круглым дураком.
– Да, не слишком-то ты сообразителен, – повторил он. – Придется мне, видно, самому расставить все точки над «i». Ладно, так я и сделаю. Господин герцог озолотил меня за то, что я уничтожил тот самый доклад, который так сильно ему понравился.
Я не смог сдержать крик возмущения.
Господин Пикар встревоженно посмотрел на меня.
– Ха-ха-ха! – схватившись за бока, тут же расхохотался я. – Хорошая, однако, шутка! Значит, господин герцог больше не хотел, чтобы ребенка нашли.
– Точно! Ему была нужна только мать. И он заставил меня прямо накануне моей отставки написать другой доклад – о том, что труппа бродячих циркачей, которая отплыла из Гавра в Америку, увезла с собой маленькую девочку – хорошенькую-прехорошенькую…
– И ей было, мол, столько же лет, сколько Королеве-Малютке? – воскликнул я.
– Точно. Ты угадал.
– И герцог то же самое сказал Глорьетте?
– И Глорьетта, бедная овечка, – закончил господин Пикар, – последовала за герцогом в Америку.
Медор замолчал. Он посмотрел на неподвижного, как и прежде, жильца убогой комнаты и спросил неуверенно, тоном человека, сомневающегося в том, что делает:
– Вы хоть что-то поняли из всего этого, папаша Жюстен?
Тот утвердительно кивнул.
– Вот этот человек, – медленно проговорил Медор, – и стал мужем Глорьетты.
– Да, – повторил Жюстен, – это и есть муж Глорьетты.
Потом он спросил:
– А что случилось с другой герцогиней?
– Об этом я ничего не знаю, – ответил Медор, – но у меня есть подозрения.
– Ты думаешь, она мертва?
– Еще бы! Герцог же снова женился!
Жюстен, подняв обе руки, заслонил глаза.
– Это еще не все, – сказал Медор.
– Ах, это еще не все? – глухим дрожащим голосом отозвался Жюстен.
– Этот человек не переменился, папаша Жюстен, хотя его волосы поседели, и от него-то и исходит угроза, страшная угроза, которая заставила меня сказать: «Я боюсь!» Напротив моей лачуги, на площади Инвалидов, есть большой театр, а в этом театре работает девушка, и она – клянусь, что я не вру! – красивее любого ангела. Знатные господа частенько приходят посмотреть на нее, но, поверьте, они только зря теряют время, потому что она так же разумна, как хороша собой… И Глорьетта тоже была умницей… Ну вот. Позавчера вечером я встретил там этого человека, господина герцога. Он был там, понимаете, я никак не мог ошибиться, мне никогда не забыть его лица. Я видел, как он со своим спутником входил в балаган. Когда такие люди приходят на ярмарку, каждому понятно, что за этим кроется.
Я хотел войти вслед за ними, потому что мой сосед никогда не закрыл бы передо мной дверь своего театра, но как раз в эту минуту мимо меня прошла Глорьетта, и мне надо было отправиться за ней, чтобы узнать, где она живет.
– Почему ты не заговорил с ней? – спросил Жюстен.
– Как приятно видеть, что вы внимательно слушаете, папаша Жюстен! – откликнулся добрый Медор. – Я не мог заговорить с ней, потому что ее сопровождал красивый молодой человек, и их ждали лошади на улице Сен-Доминик. Я мог только издали следить за ними.
Жюстен задумался.
– А когда я вернулся обратно, – продолжал между тем Медор, – народ уже выходил из театра. Я снова увидел господина герцога и его спутника, они негромко разговаривали, и я понял, прислушавшись, вот что: господин герцог опять, как выразился господин Пикар, готов поджечь Париж с четырех концов, но только теперь не ради Глорьетты, а ради мадемуазель Сапфир.
Произнесенное Медором имя заставило Жюстена резко вскочить на ноги, тряхнув волосами, как лев – гривой.
Он в одно мгновение стал другим человеком. Его глаза блестели, он выпрямился во весь рост.
