Максимилиан знал, что очень скоро жители Нанкина спасуют под давлением японцев и выдадут их, и он сказал об этом Убийце.
— Почему для тебя это так важно? — ответил тот вопросом.
— Потому что так не может продолжаться до бесконечности, — выпалил Максимилиан, пытаясь сдержать гнев, который закипал в нем все чаще.
— Может, ты хочешь меня ударить? — предложил Убийца с гримасой, которая, как теперь знал Максимилиан, означала у него улыбку.
— Это было бы нечестно, — также с улыбкой ответил Максимилиан. — У тебя не хватает пальцев на правой руке.
— Я могу и тебе отрезать два пальца, если это удовлетворит твои представления фань куэй о честной игре.
— Очень умно. Но оставаться здесь и дальше — опасно, и ты это знаешь. Прошлой ночью ты снова потерял человека, и странно, что только одного. Нам нужна помощь извне.
— Тем, кто находится извне, как ты выражаешься, наплевать на глупых косоглазых.
Последнее слово сорвалось с губ Убийцы как грязное ругательство, каковым оно, в сущности, и было.
— Возможно. Но если бы они знали, что творят здесь японцы, если бы они узнали…
— Они бы от души посмеялись. Одни язычники убивают других. Какое им до этого дело! Для них имеет значение лишь то, что из Поднебесной продолжают прибывать груженные шелком и чаем корабли. Мы уже почти построили для них железные дороги. По их мнению, китаёзы только на то и годны.
Максимилиан не стал спорить. Ему уже неоднократно приходилось слышать подобные рассуждения из уст тех, кто направил его в Поднебесную. Но, несмотря на это, он не отступился и, положив ладонь на щеку Убийцы, проговорил:
— Мы должны попытаться. Мы обязаны поведать миру об ужасах, которые происходят в Нанкине.
Убийца посмотрел на рыжеволосого фань куэй и медленно кивнул.
Через две ночи все члены Гильдии собрались вокруг маленького костерка, разведенного ниже по течению реки, и вожак пересказал им доводы Максимилиана. Мужчины обдумали услышанное так, как это умеют только мыслящие люди, — молча.
— Моя семья живет прямо над газетным киоском, — наконец заговорил самый молодой из них. — Каждое утро возле него собираются сотни людей. Те, кто не умеет читать, ждут, когда кто-нибудь прочитает им новости, и все рассматривают фотографии. И это не единственный киоск в городе. В Шанхае их тысячи.
— Да, но все шанхайские издания находятся под контролем японцев.
— Только не те, что выходят во Французской концессии и Иностранном сеттльменте, — заметил Максимилиан.
— Верно, — подтвердил его слова Убийца.
Вновь наступило молчание.
На своем ломаном, но улучшающемся день ото дня китайском Максимилиан попросил молодого человека повторить то, что он только что сказал. Внимательно выслушав его, уточнив значение некоторых слов и выражений, он проговорил:
— Фотографии. Большинство людей не читают статьи, а рассматривают фотографии. Они самое сильное оружие.
— И самое страшное, — добавил Убийца.
— Значит, — заключил Максимилиан, — нам нужны фотографии. Все очень просто.
— А у вас имеется фотоаппарат и пленка, господин миссионер? — спросил Убийца.
— Нет, но…
Не слушая больше Максимилиана, Убийца повернулся к товарищам и быстрой скороговоркой приказал им в ходе первого же ночного рейда раздобыть камеры, пленку и другие фотопринадлежности. Затем он распустил собрание и, забросав костер землей, через несколько минут уже крепко спал.
К рассвету следующего дня на столе в их убежище лежали три фотоаппарата и принадлежности к ним.
— И это все? — спросил Максимилиан.
— По всей видимости, японцы конфисковали все фотоаппараты, которые им удалось найти, — ответил Убийца, не без труда заставляя себя говорить ровным голосом.
Максимилиан аккуратно зарядил камеры катушками с фотопленкой, потом вручил одну Убийце, а вторую — молодому члену Гильдии, который на вчерашнем собрании говорил первым.
— Кто возьмет третью? — спросил тот.
— Я, — ответил Максимилиан.
Он быстро объяснил им, как пользоваться фотоаппаратом: выставлять выдержу, наводить фокус, не забывать держать объектив открытым. Поскольку им предстояло фотографировать ночью, работать нужно было на максимальной выдержке. Он вручил каждому штатив и показал, как прикручивать к нему аппарат.
— Один человек должен заниматься фотоаппаратом, двое — охранять его. — Сказал он под конец, — чтобы сделать один снимок ночью, может потребоваться до пяти минут.
— Нет, — отрезал Убийца, — это слишком опасно. Японцы нас ищут. Наше оружие — скрытность. Мы не можем столбами торчать на открытом пространстве, дожидаясь, пока будет сделан снимок. Я этого не позволю.
— Но…
— Нет! И на этом — точка. Мы не будем терпеливо ждать, пока японцы перестреляют нас, как собак. Нет, нет и еще раз нет!
Повисло долгое молчание.
— А что, если мы будем делать снимки моментально, со вспышкой? — наконец сказал Максимилиан.
— Это другое дело, но ты же сам сказал, что нам каждый раз придется ждать до пяти минут?
— Только если у нас не будет фосфорной вспышки, которую фотографы используют в своих фотоателье.
— Может, ты знаешь, где нам взять этот фосфор? — задал вопрос Убийца — ему явно не терпелось закончить бессмысленный, по его мнению, разговор.
— Думаю, что знаю. Помнишь парашютную сбрую, что ты мне недавно подарил? — Убийца кивнул. — Эти люди десантировались ночью, верно?
— Конечно, иначе мы не поймали бы и не перебили их.
— Как же они собирались ориентироваться на земле в кромешной темноте?
Убийца встал и отошел на три шага от молодого миссионера.
— С помощью факелов, — медленно проговорил он. — Фосфорных факелов.
Через две ночи все было готово: аппараты для вспышки заправлены фосфором, который они забрали накануне у убитых ими парашютистов, а ножи свальто наточены.
Дождь и впрямь оказался совершенно некстати. Вода заливала объективы, и все понимали, что если снимки и получатся, то такого скверного качества, что на них ничего нельзя будет разобрать.
— Дождь — не единственная проблема, — мрачно сказал Убийца.
Ему не было нужды вдаваться в объяснения. Максимилиан и молодой боец Гильдии и сами понимали, что в решающий момент они окажутся перед дилеммой: либо делать снимок, либо спасать жертву.
— Было бы лучше, если бы жертвы были уже мертвы, — проговорил молодой член Гильдии.
— Но не так впечатляюще, — откликнулся Максимилиан и тут же пожалел о сказанном. Двое убийц одновременно плюнули в костер, и их плевки зашипели неестественно громко.
