Наступила ночь; на небе сверкнули первые звезды. Грозный защитник был низвержен, и на том самом месте, где в настоящее время стоит среди стоячих вод полуразрушенный алтарь храма битвы, водрузился блестящий дракон, украшавший древко хоругви Вильгельма Норманнского.
Под своим знаменем, среди груд мертвых тел Завоеватель велел разбить палатку и сел пировать со своими баронами. Между тем по всей роковой долине дымились факелы, походившие на блуждающие огоньки на болоте: герцог позволил саксонским женам подобрать тела своих мужей.
В самый разгар веселья в палатку вошли два отшельника, грустные лица и грубые одежды которых резко выделились на фоне радости и великолепия пирующих.
Они подошли к Завоевателю и преклонили перед ним колени.
— Встаньте, сыновья Одина! — мягко проговорил герцог. — Мы ведь тоже Его сыновья и пришли сюда не затем, чтобы затронуть ваши права, а, напротив, отомстить за оскорбление храма. Мы уже дали обет построить на этом месте храм, который превосходил бы своим великолепием все ныне существующие в Англии. В нем непрестанно будут молиться о храбрых норманнах, павших в этом сражении; будут возносить молебны за здравие мое и моей супруги.
— Эти праведные мужи, вероятно, проведали о твоем намерении, — насмешливо заметил Одо, — и явились сюда, чтобы выпросить себе кельи в будущем храме.
— Вовсе нет, — печально ответил Осгуд, самым варварским способом подражая норманнскому языку. — Вельтемский храм, украшенный щедротами короля, побежденного тобой, так дорог нам, что мы не желаем оставить его. Мы просим лишь одного: позволения похоронить тело нашего благодетеля в нашем священном храме.
Герцог нахмурился.
— Смотри, — подхватил Альред, показывая кожаный мешок, — мы принесли с собой все наше золото, потому что не доверяли этому дню.
С этими словами отшельник высыпал блестящие монеты на пол.
— Нет! — упрямо воскликнул Вильгельм. — Мы не возьмем и золота за труп клятвопреступника! Нет, если бы даже Гита, мать узурпатора, согласилась взвесить труп сына этим сверкающим металлом, мы не допустили бы, чтобы преданный проклятию был похоронен! Пусть хищные птицы кормят им своих птенцов!
В собрании поднялся говор. Наемники, упоенные дикой радостью победы, выражали свое одобрение словам герцога, однако большинство норманнских баронов и рыцарей дали волю великодушному негодованию.
Но взгляд Вильгельма оставался все таким же суровым. Этот мудрый политик сообразил, что он легко может оправдать конфискацию всех английских земель, которые он обещал раздать своим вельможам, если докажет, что действительно считал дело короля Гарольда неправым, и заклеймит его память проклятием.
Ропот умолк, когда какая-то женщина, незаметно вошедшая в палатку вслед за отшельниками, легкими поспешными шагами подошла к герцогу и проговорила тихим, но внятным голосом.
— Норманн! Именем государыни английской говорю тебе: ты не посмеешь столь несправедливо обойтись с героем, который пал, защищая свою отчизну.
Она откинула покрывало с лица; прекрасные волосы, блестевшие, как золото, при свете бесчисленных лампад, рассыпались по плечам, и глазам изумленных пришельцев предстала такая красота, подобной которой не было во всей Англии. Всем казалось, что они видят перед собой какое-то неземное существо, явившееся для того, чтобы покарать их.
Только два раза в жизни должна была Юдифь встретить Норманнского герцога. Первый раз она видела его почти еще ребенком, когда, выведенная из задумчивости звуками труб, сбежала с холма, чтобы полюбоваться на приближающуюся блестящую кавалькаду. Теперь же ей пришлось стоять с ним лицом к лицу в час его торжества среди развалин Англии на Санглакском поле, куда ее привело желание спасти от позора память умершего героя.
Со смертельно бледным лицом и сверкающими глазами она смело стояла перед Завоевателем и его баронами, которые громко выражали одобрение ее словам.
— Кто ты такая? — спросил герцог, если не оробевший, то бесконечно удивленный. — Мне кажется, что я когда-то уже видел твое лицо? Не жена ли ты Гарольда? Или, может быть, его сестра?
— Государь, — ответил Осгуд, — она была невестой Гарольда. Брак их не состоялся, потому что законы наши не могли одобрить его: они находились в запрещенной степени родства друг с другом.
Из группы присутствующих выступил Малье де Гравиль.
— О мой повелитель! — воскликнул он. — Ты обещал мне графства и поместья; вместо этих наград, не заслуженных мной, позволь мне отдать последнюю честь телу павшего рыцаря Гарольда. Он сегодня еще спас мне жизнь; прикажи мне отблагодарить его за это хоть могилой, если я уже ничего больше не могу сделать для него.
Вильгельм молчал. Однако ясно высказанное желание всего собрания и, быть может, также его врожденное великодушие одержали наконец верх. Его великая, благородная душа еще не совсем погрязла в омуте деспотизма и злобы.
— Ты не напрасно обратилась к норманнским рыцарям, — проговорил он, кротко обращаясь к Юдифи. — Твой упрек был справедлив, и я раскаиваюсь в своей несправедливости… Малье де Гравиль! Твоя просьба уважена; предоставляю тебе выбрать место погребения человека, не подлежащего больше суду человеческому, и распорядиться его похоронами.
* * *
Пиршество закончилось. Вильгельм Завоеватель крепко спал, окруженный рыцарями, которые мечтали о будущих баронствах. Поле все еще было озарено печальным светом факелов, а тихий ночной воздух оглашался рыданиями и стонами жен погибших саксов.
Малье де Гравиль, сопровождаемый вельтемскими отшельниками и факельщиками, искал тело короля Гарольда — но безуспешно. Свет луны, тихо плывшей по небу, смешивался с красноватым пламенем факелов, как бы желая помочь его поискам.
— Быть может, мы уже проходили мимо тела короля, но не узнали его, — проговорил Альред с унынием. — Одни только саксонские жены и матери могут узнать своих мужей и сыновей, обезображенных ранами, — по некоторым знакам, которые неизвестны чужим[47].
— Понимаю, — воскликнул норманн. — Ты говоришь о заговорных словах и рунах, которые ваши ратники выжигают на груди.
— Да, — ответил отшельник, — поэтому я и жалею, что мы потеряли из виду нашу молодую спутницу.
Во время этого разговора искавшие повернули к палатке герцога, почти отчаявшись в успешности своих поисков.
— Взгляните туда, у палатки! — воскликнул вдруг Малье де Гравиль. — Какая-то женщина ищет там кого-то из близких ей. Сердце мое обливается кровью, когда я вижу, как она напрягает все свои слабые силы, чтобы перевернуть тяжелые трупы!
