— Очень интересная, про буров, — сказал Крякин. — Знаешь что, пойдем сегодня в кинематограф.
— Нет, — сказал печально Роман. — Денег нет.
— А я тебе дам двугривенный в долг, после вернешь.
Роман еще никогда не брал в долг, поэтому было страшно, но в кинематограф идти хотелось.
Хотя и не знал, как отдаст двугривенный, но сказал:
— Ладно! Идем!
— Ты, брат, не понимаешь, — шепчет Крякин, скосив глаза на учительницу и стараясь не шевелить губами. — Главное — разбогатеть надо.
— А как? — спрашивает Роман, тоже делая каменное лицо.
— А вот как…
— Крякин, продолжай, — говорит Гликерия Петровна. — Опять не знаешь, на чем остановились!
Крякин делает вид, что протирает глаза. Он всегда отыгрывается на близорукости, и, пока он возится, ему успевают подсказать. Крякин читает:
— Увидя, как пчела хлопочет вокруг цветка…
— Укажи имя существительное.
— Пчела.
— Садись, довольно.
— Пронесло!
После уроков ребята прощаются на углу.
— Главное, — разбогатеть, — опять бубнит Крякин. — Тогда, брат, все тебе будет. Сумей из каждой штуки деньгу делать.
— Попробую, — говорит Роман. — Ты научи.
— И научу. Приходи вечером ко мне, в кинематограф пойдем, я тебе кой-чего расскажу. Придешь?
— Не знаю. Денег нет…
— А ты достань. Достань обязательно. Новая драма идет.
Дома Роман бродит из угла в угол и все думает, где достать денег. Уроки не идут на ум. Уже шесть часов.
«Разве пойти погулять», — думает Роман и замечает на вешалке костюм брата. Некоторое время стоит в раздумье, потом, решившись, осторожно опускает руку в карман братнего пиджака. Пусто. В другом тоже пусто.
— Заваляется у него, как же! — бормочет досадливо Роман.
Он ходит по комнате и думает о Крякине. Откуда только он деньги берет? Наверное, у батьки ворует.
Батька у Крякина маклак-старьевщик. Денег у него много. Да и сам Илюша скупой, расчетливый в денежных делах. Тетрадями в классе торгует. Перья, вставки продает, ножички перочинные выменивает, и всегда с выгодой.
Роман смотрит на часы. Семь.
Уже, наверное, ждет Илюша. Подождет, подождет — и один отправится в кино.
А если пойти без денег?.. Наверное, Крякин даст в долг. И потом, ведь он кой-чего хотел рассказать, так что сходить надо обязательно.
Роман быстро одевается и идет на улицу.
Как бы не опоздать! Вдруг и правда Илюша без него уйдет в кино.
Роман прибавляет шагу и к Крякину прибегает запыхавшийся.
Крякин сидит на кухне на портновском верстаке и мрачно расстреливает горохом оловянных солдатиков.
— Что, я тебя ждать должен? — говорит он сердито и быстро одевается.
Они выходят на улицу.
— Ну, куда пойдем?
— Не знаю, — говорит Роман.
— В «Иллюзион» пойдем, там сегодня хорошая штука, — решает Крякин.
— Я не пойду.
— Почему?
— Денег нет.
— А ты не достал?
— Не мог.
— Эх, ты, колобашка!
Крякин плюет с досадой. Потом, вздохнув, достает кошелек, подносит его близко к глазам и считает монеты.
— Так и быть, — говорит он, — заплачу за тебя, только, смотри, отдай. Потому плачу, что план у меня есть один. В кинематографе обсудим.
Они идут в кинематограф. Воздух плотный и сизый, как в бане.
Пристроившись в углу под запыленной пальмой, Крякин и Роман слушают музыку. Крякин достает две ириски. Одну дает Роману. Но Роман чувствует, что Крякин недоволен им. И верно, Крякин приступает к разговору.
— Ты вот что, — говорит он, — ты дурак.
— Почему?
— Дурак, потому что у тебя коммерции в голове не хватает.
— Может быть, и не хватает, — говорит обиженно Роман. — Я и математику не люблю.
— Ну и опять дурак, — смеется Крякин. — Без математики человек не проживет. Я вот придумал одну штуку. Хочешь быть моим компаньоном?
— Не знаю.
— А чего не знаю? Ты мне сколько должен?
— Полтинник.
— Не полтинник, а пятьдесят семь копеек с сегодняшними. Ириску не считаешь?.. Ну вот. А дело я придумал такое, что полтинник в день будешь зарабатывать.
— Какое же дело?
— Откроем торговлю.
— Торговлю? — Роман фыркает. — Чем же торговать? Окурками, что ли?
— Не окурками, а книгами. У тебя книги есть?
— Ну есть.
— Соберем книги — и на барахолку. После уроков торговать будем. Видал, как букинисты работают? Такие деньги загребают! Будем свои книги продавать, покупать по дешевке у ребят и продавать дороже. Понятно?
Тон у Крякина уверенный, и Роман уже видит целую гору полтинников, которые они загребают на верном деле Крякина.
— Идет, — говорит он.
В это время распахиваются портьеры, и все бросаются в зрительный зал.
Гудит толкучка, как осиное гнездо. В морозном воздухе стоит пар. Воздух дрожит от выкриков и брани. В крытых брезентом ларьках продаются шапки, шляпы, брюки, пальто. Прямо на земле в кучу свален дешевый товар. Маклаки, старьевщики, зажимая пальцами просиженные места, расхваливают брюки. Шипят спиртовки походных ресторанов, где за гривенник можно получить суп из требухи и черную котлету. Орут наперебой граммофоны.
Только в книжном ряду спокойно и тихо. Здесь торговцы и покупатели особенные. Букинисты — торговцы солидные: не кричат, не суют товар под нос. Подходи и выбирай.
Покупатели — молодые парни, школьники, студенты, какие-то выцветшие чиновники и приказчики.
На разостланных парусинах горами лежат книги. Том энциклопедии под выпуском Пинкертона, учебник физики и любовный письмовник.
Холодно. Время за час перевалило. Букинист в тулупе и в английском пробковом шлеме потирает руки. Другой букинист, молодой, в ушастой шапке, прыгает на месте, размахивает руками, со всеми заговаривает, шутит.
— А не закурить ли? — говорит он, обращаясь к своему соседу, старому букинисту в шубе и в валенках. Тот недовольно морщится и молчит. Болтливый букинист достает махорку и сворачивает папироску. Он сует ее в рот и уже хочет зажечь спичку, но в это время к книжному ряду приближаются два шкета. Один побольше, толстый, другой худенький, щуплый. Оба волокут, обливаясь потом, огромные тюки с книгами.
— Продаете? — спрашивает болтливый букинист.
Мальчишка, который побольше, качает головой:
— Нет.
Они медленно идут по ряду и останавливаются около свободного места.
— Здесь, что ли? — нерешительно спрашивает худенький. Толстый кидает свой тюк на землю и, не глядя по сторонам, тихо говорит:
