Шарль Монселе - Женщины-масонки

– Вы полагали, что больше меня не увидите? – спросил Иреней.

– Вы сами понимаете, что время и место для разговора выбраны неудачно; я не сомневаюсь, что вы не лишите меня удовольствия увидеться с вами снова. До скорой встречи, сударь, до скорой встречи!

– Горе вам, если жизнь Марианны в опасности! – вскричал Иреней.

Молодой человек хотел было ответить ему, но движение, которое сделала Марианна, напомнило ему о долге, и он вместе со своей ношей проворно направился к гостинице.

Господин Бланшар сжал руку Иренея, призывая его соблюдать осторожность.

Но его призыв запоздал: сидевшие в другой лодке г-жа д'Энгранд, маркиза де Пресиньи и Амелия видели эту мимолетную сцену, и, если слова не достигли их слуха, то ни одно движение, ни один жест собеседников не ускользнули от их глаз.

– Ну что, сестра? Теперь вы убедились, что я была права? – прошептала маркиза на ухо г-же д'Энгранд.

Графиня д'Энгранд промолчала.

Несмотря на свое замешательство, Иреней понял, что он должен, соблюдая приличия, поздороваться с графиней и маркизой и поздравить Амелию с мужественным поступком. Это он и проделал, причем проделал весьма неловко и неуклюже, что опять-таки не ускользнуло от внимания женщин.

Он спросил, не хотят ли они сойти на берег.

– Нет,– отвечала графиня,– нам вполне достаточно знать, что эта особа в безопасности. А кстати, Иреней, не можете ли вы сказать нам, кто она такая?

– Я, сударыня…– пролепетал он.

– А разве вы не заговорили с молодым человеком, который ее сопровождал?

– Да… я спросил его… я…

– Эта женщина – его сестра?

– Она, конечно, явится к вам с визитом и сама расскажет о себе,– с усилием произнес Иреней.

– Кто бы она ни была,– вмешалась маркиза де Пресиньи,– она очень красива, не правда ли?

Он вздрогнул, но не сказал ни слова.

– Поехали обратно,– сказала графиня д'Энгранд.

И, неожиданно схватив дочь в объятия, поцеловала ее в лоб.

При этой непонятной ей ласке Амелия подняла на мать свои большие удивленные глаза, а лодка тем временем поплыла по направлению к Пуэнт-дю-Сюд.

На берегу остались только Иреней и господин Бланшар.

Иреней, замешательство которого уступило место мрачной задумчивости, казалось, забыл о своем спутнике. Он вышел из задумчивости лишь тогда, когда господин Бланшар, дотоле державшийся с предельной сдержанностью, дружески повлек его к «Гостинице для всего мира».

Иреней пристально посмотрел на него.

– Хотите, я завтра же представлю вас госпоже д'Энгранд и госпоже де Пресиньи? – повинуясь какой-то внезапно возникшей мысли, спросил он.

– Я хочу этого больше, чем когда бы то ни было,– отвечал господин Бланшар,– но чего вы попросите у меня в благодарность за эту услугу?

– Весьма немногого.

– А именно?

– Я попрошу вас быть моим секундантом через несколько дней.

– На дуэли?

– Да, на дуэли,– произнес Иреней.

– С кем?

– Разве вы не слышали, что я сейчас обменялся несколькими словами с этим молодым человеком?

– Слышал. А как его зовут?

– Филипп Бейль.

– Филипп Бейль… Это имя встречалось мне уже несколько раз… Ах, да не дипломат ли он?

– В прошлом году он был атташе не то какого-то посольства, не то какого-то консульства.

– Господин де Тремеле, я принимаю ваше предложение. Но нужно, чтобы у нас с вами не было никаких недоразумений: завтра вы вводите меня в дом графини д'Энгранд и маркизы де Пресиньи…

– Да, завтра же,– подтвердил Иреней.

– А послезавтра или в любой другой день я готов присутствовать при вашей встрече с господином Бейлем.

– Договорились!

– Отлично; но коль скоро договор заключен, мне остается выразить еще одно желание, совсем простое и вполне естественное. Справедливость, которой вы отличаетесь, позволяет мне надеяться, что вы подпишете и эту статью договора.

– Я вас слушаю, сударь.

– Хотя я нисколько не сомневаюсь в вашей правоте, моя совесть и моя ответственность требуют, чтобы вы поведали мне историю ваших раздоров с господином Филиппом Бейлем. Будьте спокойны: я не стану отговаривать вас от дуэли. Я выполняю формальность – и только. Я не знаю, что вы думаете о нашем недавнем разговоре, но, что бы вы ни думали обо мне, знайте, что есть определенные принципы человечности, определенные законы морали, которые я считаю незыблемыми и от которых я никогда не отказывался.

Иреней некоторое время молчал.

– Вы правы,– наконец заговорил он.– И несмотря на то, что мой рассказ пробудит у меня тягостные воспоминания, несмотря на то, что некоторые эпизоды заставят меня покраснеть, я обязан исполнить ваше желание, и я чувствую, что будь я на вашем месте, я поступил бы точно так же, как вы.

Они обменялись рукопожатием.

– Поднимемся ко мне,– продолжал Иреней,– там нам будет удобнее, чем здесь.

Они двинулись было к гостинице, как вдруг Иреней услышал чьи-то шаги.

Это был лодочник, известный здесь под странным именем Пеше[12].

– Что тебе нужно?– спросил Иреней и, повернувшись к господину Бланшару, прибавил: – Не хотите ли познакомиться с местным колдуном, ведуном, с крестьянином, который умеет наводить порчу? Так вот, поглядите на эту физиономию.

Пеше тем временем вылезал из лодки, в которой он сидел во время их разговора.

Он улыбался, но улыбался так, как улыбаются крестьяне, когда над ними смеются.

У него были темно-рыжие волосы и голова, напоминавшая сосновую шишку; лицо же его было так густо изборождено морщинами, что, казалось, с него не сходит какая-то гримаса.

Тем не менее это был человек в расцвете лет, коренастый, мускулистый, как рубенсовский Тритон, но его каждодневная борьба со стихиями придала ему такой облик, что, казалось, он уже не принадлежит к человеческому роду.

Его костюм был прост: голубая блуза и панталоны, закатанные до колен. Шапки он не носил, ее заменяла густая грива волос.

– Вы уж меня извините,– подойдя к Иренею, заговорил он,– но вы как будто знаете эту даму, и я подумал, что, может, вы согласитесь взять на себя одно дело.

– Какое дело?

– О, совсем пустячное: нужно передать ей вот эту штуку, которую я нашел у себя в лодке.

И Пеше протянул Иренею маленькую книжечку в переплете из шагреневой кожи – такие книжечки известны под названием английских записных книжек.

Иреней взял книжечку в руки.

– А почему ты думаешь, что она принадлежит ей, а не ему?– обратился он к лодочнику.

– Потому что дама что-то записывала в этой книжке за несколько минут до того, как свалилась в воду.