тьму, и я не остановил его.
И продолжил Гельтвиг нараспев, будто бы вновь легенду рассказывая, но в сей раз говорил он о том, что сам видел. И хоть тепло было в комнате, но мороз сковывал меня, когда смотрел я в глаза юноши.
— Снег на поляне был вытоптан и, хоть и замело ее вновь, но недостаточно, чтобы скрыть кровь, коя была разлита повсюду. На краю поляны, на деревьях были люди, мужчина и женщина. Были они наги и распяты головой книзу, и руки их и ноги были на обломанные ветви нанизаны. И кожа на них была разодрана, и разорваны лица и груди, и животы распороты, и внутренности их висели, касаясь снега.
Даже дрожь отпустила его, он говорил отстраненно, словно и впрямь рассказывал нам сказку, от кого-то слышанную давным-давно, но только страшнее было то слушать, ибо все вершилось сегодня.
— А потом раздался вой, вроде волчьего, но не такой. Не воют волки злорадно и не воют глумливо, и предвкушения потехи в вое волчьем не можно услышать. Среди дерев они появились и легко ступали по снегам глубоким и не проваливались…
— Явился кто?! — оттолкнув меня, яростно встряхнул Гельтвига мой товарищ. — Сказывай же толком, хватит сказок!
— Людские волки, — словно бы даже удивленно ответил юноша, поднимая глаза на Вигхарда. — Оборотни.
— Где Вернер? — спросил я.
— Он… я… — снова задрожал Гельтвиг. — Они бросились на нас, и мы бились… Но не ранило их железо и не боялись они Святого Креста и… Когда пал Вернер, я…
Вигхард вдруг сделал шаг назад и посмотрел на Гельтвига сурово, будто из лука целился.
— Обнажи меч.
Юноша посмотрел на него удивленно и на меня глаза перевел.
— Обнажи меч, — повторил я за Вигхардом, хоть и не понимал, зачем ему это.
Зашелестел клинок и сверкнул в огне очага, и даже ахнуть не успел я, как ударил Вигхард юного рыцаря в скулу. И без того стоял Гельтвиг неверно, мой же напарник кольчужной рукавицы снять не успел, потому отшатнулся юноша, о стену ударился и рухнул на колени, меч его зазвенел по полу, к моим ногам отлетев.
— Вигхард! Что творишь?! — схватил я товарища за плечо, но тот и сам уже назад отступал, словно страшась худшее над малышом учинить.
— На меч взгляни! — прохрипел Вигхард, скрипя зубами и кулаки стискивая. — Подними и осмотри! Хоть каплю крови найди, хоть шерстинку!
Я поднял клинок и осмотрел. Было оно безукоризненно чистым, каковым и следует блюсти его достойному воину, но каковым не должно оставаться ему сразу после жестокого боя.
— Или думаешь ты, он по дороге сюда остановился и оружие отер? — задыхаясь, проговорил воин.
Я шагнул к Гельтвигу и положил клинок его меча на плечо ему. Юноша поднял на меня глаза, и был в них стыд, и были в них слезы, но был в них и страх, и страха было больше. И так стояли мы, словно я вновь посвящал его в рыцари, но теперь все было иначе.
— Говори.
— Легенды говорят, их сталь не ранит, — прошептал он. — Не можно человеку биться с творениями дьявола, не превозмочь людскому оружию посланцев сатаны…
— Ты бежал, а Вернер остался, — продолжил за него я, не в силах сдержать презрения. — И хоть не надеялся он победить оборотней, но задержать их и дать тебе возможность уйти он мог. И сделал это, и там погиб как рыцарь и как воин. А ты жив.
Содрогался Гельтвиг, но теперь уже не страх сотрясал его тело и душил его, но горе и стыд, и слезы катились из глаз.
— Я не мог… Не мог…
— Сними накидку, не порочь Святой Крест, — устало сказал я, и дернулся он, будто от той пощечины, что получил, становясь рыцарем.
Я же повернулся к Вигхарду и в глазах его увидел смерть, и незачем стало разговаривать, ибо все было ясно.
— Сними накидку и бери факелы. Дорогу покажешь.
Вспыхнул страх в глазах юноши с новой силой, но ослушаться он не посмел. Альвин, все это время простоявший в углу, услужливо склонился, когда я велел ему ждать нашего возвращения. Огонь в очаге опал и тени играли на его заросшем лице, и на миг показалось мне, что он усмехается, но отмел я эти мысли. Придет еще время спросить с крестьянина за дерзость, сейчас же было дело важнее.
Когда сели в седла, я бросил Гельтвигу его меч, и тот поймал его, едва в снег не уронив.
— Есть еще время если не искупить содеянное, так хоть в самом себе страх одолеть, — сказал я ему, а Вигхард уже гарцевал неподалеку, в нетерпении. — Веди.
Шли быстро, как могли, перешли бы и в галоп, но мешал снег. В лес же, в распадок, конными было не проехать, потому привязали мы скакунов к дереву у опушки, где, буде с нами что случится, увидят их крестьяне и отведут в замок. Так весть о нашей судьбе достигнет господина, и место, где вошли мы в леса, известно будет. Отказаться же от поисков товарища не помышляли мы, ибо теплилась еще надежда найти его хоть и измученным, но живым. Вигхарда же, как видел я, вела так же ярость и жажда мести, потому шел он впереди нас по свежему следу, и меч на плече его мерцал гибельно в свете факелов.
Гельтвиг же, напротив, с каждым новым шагом окунался глубже в бездну страха, бормотал под нос что-то неразборчивое и озирался затравленно. Должен признать, и мое сердце не было бестрепетно. Ночь сгустилась над лесом, тучи все еще закрывали небо и прятали луну, и все сыпали колючими хлопьями. Тьма меж деревьев расступалась перед светом наших факелов неохотно и недалеко, что в ней таилось, было неведомо. Но стояли у меня перед глазами большие кровавые следы в крестьянском доме, и разум мой услужливо рисовал в каждой тени, в каждом кусте затаившегося зверя, к прыжку изготовившегося.
— Что бормочешь, Гельтвиг, — негромко окликнул я юношу, в надежде отвлечься от страхов. — Молишься о прощении или защите?
Рыцарь оглянулся на меня через плечо, и в глазах его боле не видел я ничего, кроме страха.
— Они волки, Готлиб! — громко зашептал он. — Волки, стада расхищающие! Мы же овцы, только лишь овцы, и не одолеть овцам волков, сколько б их ни собралось вместе. Вернемся, еще не поздно…
Вигхард впереди вдруг встал как вкопанный и повернулся к юноше.
— Только в память о том, как бился ты в Святых землях, только во имя дружбы нашей, только этим удерживаюсь я от
