Гарри Тертлдав - Череп грифона

— В конце концов, может, это и наши заботы тоже, — бросил он Соклею и, открыв дверь, уже спокойней спросил родосского проксена:

— Что случилось, во имя неба?

— Сейчас расскажу. — Киссид едва не подпрыгивал от волнения; факел дрожал в его руке. — Птолемей привел армию и флот в Фазелис, что в Восточной Ликии. Город сдался несколько дней назад, и Птолемей двинулся на запад… в нашу сторону.

— Боги! — Менедем присвистнул.

Ликия, как и большая часть Анатолии, принадлежала Антигону. Прошлым летом Леонид, генерал Птолемея, напал на генерала Одноглазого Старика в Ликии, дальше на восток по анатолийскому побережью. Сын Антигона Деметрий быстро прогнал этого полководца, но Птолемей, управлявший и Кипром, и Египтом, похоже, не собирался сдаваться без боя.

Однако Киссид не беспокоился о том, что война между полководцами разгорается все сильней; его тревоги касались более насущных и личных вопросов.

— Когда Гиппарх услышит об этом, он распнет меня на кресте, — простонал проксен. — Я благодарю Зевса за то, что первым, кто принес мне эти новости, был парень, годами покупающий мои оливки и масло!

— Если капитан Антигона в Кавне подозревает, что родосский проксен благоволит к Птолемею, он еще скорей заподозрит в этом неких двух родосцев, — подал голос Соклей из-за спины Менедема.

— Именно так я и подумал. — Киссид с готовностью кивнул. — Вы должны скрыться… Немедленно, если сможете. И возьмите с собой меня и мою семью.

Он неуклюже опустился на колени и обхватил ноги Менедема в знак мольбы.

— Встань, — сказал Менедем, лихорадочно соображая, что же делать.

Его двоюродный брат и торговец оливками были правы — еще как правы.

— Мы не можем бежать ночью, потому что половина моей команды сейчас кутит в здешних тавернах и борделях. Не бросать же их всех здесь. А этот твой покупатель — не боишься, что он шепнет словечко гарнизонному командиру, а?

— Нет, — помотал головой Киссид. — Он не любит Антигона.

— Тогда хорошо. Мы отплывем с первыми лучами солнца. Если ты и твои домашние будете к тому времени на борту, мы отвезем вас на Родос, — решил Менедем.

Проксен забормотал слова благодарности. Соклей одобрительно крякнул.

Менедем едва ли слышал их обоих. Кто бы только знал, как ему не хочется возвращаться в родной город.

Соклей стоял на крошечном баке «Афродиты», вглядываясь в том направлении, где лежал город Кавн.

— Где же Киссид? — проворчал Соклей.

Надвигался рассвет, бледнел серп убывающей Луны, рядом с которым виднелась блуждающая звезда Крона, а яркая блуждающая звезда Зевса висела теперь низко на западе.

— Понятия не имею, — ответил Менедем с юта; голос Соклея, должно быть, разносился дальше, чем тот думал. — Да мне, в общем-то, на это и плевать, — продолжал капитан «Афродиты». — Если он не появится здесь к тому времени, как солнце встанет над морем, мы все равно отплывем. Пусть меня заберут эринии, если я буду рисковать судном в этой глупой войне.

«Ты ведь рисковал в прошлом году в войне между Сиракузами и Карфагеном», — подумал Соклей. Тогда он счел Менедема совершенно безумным, но его двоюродному брату не только все сошло с рук, но он в придачу также получил большую прибыль. Не исключено, что с тех пор Менедем кое-чему научился. А может — скорее всего — он просто не видел возможности заработать деньги, оставаясь в Кавне.

Аристид выбросил вперед руку.

— Кто-то сюда идет!

— Внимание, приготовьтесь отдать швартовы! — хрипло выдохнул Диоклей. — Гребцы, приготовиться!

Если к торговой галере приближаются воины Гиппарха, а не Киссид и его спутники, «Афродита» сможет быстро уйти.

Как и Аристид и все остальные на борту акатоса, Соклей пытался разглядеть — кто же идет. Он не жаловался на зрение, но ему все-таки было далеко до остроглазого впередсмотрящего.

— Кто бы там ни был, с ними женщины, — сказал Аристид. — Видите длинные хитоны?

Спустя мгновение Соклей и сам их увидел.

— Если только Антигон не нанимает на службу амазонок, это, должно быть, проксен и его семья, — пошутил он.

Двое гребцов засмеялись.

Но не успел Соклей договорить про амазонок, как подумал: а может, такое и впрямь возможно? Теперь, когда среди груза «Афродиты» имелся череп грифона, то, что раньше казалось чистой воды мифом, внезапно приобрело совершенно другой оттенок.

Трое мужчин, три женщины, маленький мальчик, ребенок на руках одной из женщин — неясно, мальчик или девочка. Самый высокий и плотный мужчина в этой группе был, без сомнения, Киссидом. Одна из женщин могла быть его женой, вторая — дочерью. Третья почти наверняка была невесткой — очень редко в семье росли две дочери.

Свет стал ярче, женщины подошли ближе, и Соклей увидел, что лица их прикрыты покрывалами, защищающими от жадных взглядов чужих мужчин.

— Спасибо, что подождали нас, мои друзья и гости! — окликнул Киссид.

— Поднимайтесь на борт, да побыстрее, — сказал Менедем с кормы. — Мы не можем попусту терять время!

— Ты, вероятно, прав, — со вздохом согласился Киссид. — Скорее всего, один из наших рабов уже отправился на холм к Гиппарху.

Он и его спутники поспешили по причалу к судну.

Когда все поднялись на борт, торговец оливками представил мужчин:

— Мой сын Гипермений, мой внук Киссид, мой зять Ликомед, сын Ликофона.

Он всеми силами пытался сделать вид, что женщин тут нет вообще.

Менедем тоже, согласно обычаю, очень старался не смотреть на них так, будто пытался разглядеть что-то сквозь покрывала. Но Соклей видел, что его двоюродному брату подобное не по силам. Он просто не мог не смотреть — чем сильнее женщины прикрывались, тем сильнее Менедему хотелось знать, что же они прячут. Множество эллинов поступали точно так же, но капитан «Афродиты» мог перещеголять в этом большинство других мужчин.

— Почему бы вам всем не подняться на бак? — спросил Менедем. Как и Киссид, он не проронил ни слова насчет женщин. Самое большее, что он себе позволил, это короткое замечание: — Никто вас там не побеспокоит.

— Спасибо, — сказал Киссид.

Соклей торопливо спустился с бака и пробрался на ют, в то время как проксен Родоса в сопровождении своих близких направился на нос. По меньшей мере одна из женщин пользовалась духами; сладкий запах заставил Соклея быстро обернуться. Но он даже не был уверен, от какой именно женщины этот аромат исходит.

— Отдать швартовы! — крикнул Диоклей, и канаты, удерживавшие «Афродиту» у пирса, упали на дно акатоса.

Почти в тот же миг Аристид сказал: