Итак, мэтр Ник был по происхождению гуроном, то есть отпрыском одной из четырех ветвей индейской расы. И хотя он носил звучное имя Никола Сагамор, все обыкновенно звали его просто мэтром Ником. Нотариус привык к этому и ничего не имел против.
Впрочем, известно было, что род его не угас. Один из его многочисленных двоюродных братьев был вождем одного из гуронских племен, обосновавшихся на севере графства Лапрери, в западной части Монреальского округа.
Пусть читателя не удивляет, что подобное еще встречается в Канаде. Совсем недавно в Квебеке проживал один почтенный письмоводитель, который по своему происхождению имел полное право потрясать томагавком[84] и испускать воинственные кличи во главе какого-нибудь отряда ирокезов. К счастью, мэтр Ник не принадлежал к этому вероломному племени индейцев, которое чаще всех вступало в союз с угнетателями, — тогда ему пришлось бы тщательно скрывать свое происхождение. Но нет! Будучи выходцем из племени гуронов, дружбой которых почти всегда пользовались франко-канадцы, он мог не стыдиться своего родства. А потому и юный Лионель гордился своим хозяином, бесспорным потомком великих североамериканских вождей, и только и ждал случая, чтобы воспеть в своих стихах его славные деяния.
Живя в Монреале, мэтр Ник, не будучи по происхождению ни франко-канадцем, ни англо-канадцем, неизменно придерживался нейтралитета в отношении обеих политических сторон. А потому его уважали как те, так и другие, и все прибегали к его услугам, в которых он никогда и никому не отказывал. Надо полагать, однако, что древние инстинкты в нем видоизменились, ибо до сих пор он ни разу не ощутил в себе пробуждения воинственности своих предков. Он был лишь нотариусом — превосходным нотариусом, человеком очень смирным и добрым, настоящим миротворцем. Кроме того, не похоже было, чтобы он горел желанием продлить род Сагаморов, поскольку еще не присмотрел себе жены, да, впрочем, и не собирался делать это.
Как уже было сказано выше, мэтр Ник намеревался покинуть контору вместе со своим младшим клерком. Поездка должна была занять всего несколько часов, и его старая служанка Долли вполне могла ожидать его к обеду.
Город Монреаль построен на южном побережье одного из островов реки Св. Лаврентия. Остров этот длиною от десяти до одиннадцати и шириною от пяти до шести миль[85] находится в довольно широком устье реки, чуть ниже того места, где в нее впадает Утауэ. Именно тут Жак Картье обнаружил индейскую деревню Гошелага, которую в 1640 году французский король даровал братству Св. Сюльпиция. Город, получивший свое имя от возвышающейся над ним Королевской горы (Мон-Руайаль) и занимавший очень выгодное положение для торговли, в 1760 году насчитывал уже более шести тысяч жителей. Расположен он у подножья живописного холма, превращенного в великолепный парк, который наряду с другим парком, разбитым на островке Св. Елены, привлекает большое количество гуляющих. Роскошный арочный мост длиною в три километра, которого еще не было в 1837 году, соединяет его теперь с правым берегом реки.
Монреаль быстро стал крупным городом, более современным по виду, чем Квебек, и вследствие этого — менее живописным.
В нем небезынтересно осмотреть два собора, англиканский и католический, здания банка, биржи, городской больницы, театр, монастырь Нотр-Дам, протестантский университет Мак Гилла и семинарию[86] Св. Сюльпиция. Город не слишком велик для ста сорока тысяч жителей, насчитываемых в настоящий момент; среди них одна треть англосаксов — процент, кстати, весьма значительный по сравнению с другими канадскими городами.
В западной части города расположен английский квартал и квартал шотландцев — тех, кого местные старожилы окрестили «короткими юбками», в восточной части — французский. Эти национальности не контактируют между собой, тем более что все, относящееся к торговле, промышленности или банкам (особенно к 1837 году), сосредоточено исключительно в руках банкиров, промышленников и коммерсантов британского происхождения. Великолепный речной путь обеспечивает городу процветание, соединяя его не только со всеми графствами Канады, но также и с Европой, причем для этого совсем нет необходимости перегружать товары в Нью-Йорке на пакетботы[87] Старого Света.
По примеру богатых торговцев Лондона коммерсанты Монреаля предпочитают не совмещать свои частные жилища и торговые помещения. Покончив с делами, они возвращаются к себе в северные кварталы, расположенные на склоне Королевской горы, вдоль опоясывающей ее подошву аллеи. Там находятся частные дома, похожие иной раз на дворцы, и виллы, утопающие в зелени. В стороне от этих пышных кварталов живут ирландцы, как бы запертые в своем гетто[88] Св. Анны — у устья канала де Лашин, на левом берегу реки Св. Лаврентия.
Мэтр Ник обладал приличным состоянием. Он мог бы тоже каждый вечер, как это делают торговые люди, удаляться в один из аристократических особняков Верхнего города, в густую тень Сент-Антуанского предместья. Но он принадлежал к тем нотариусам старой закалки, жизненное пространство которых ограничивается стенами их конторы, вполне оправдывая звание архивариуса[89] и денно и нощно охраняя контракты, черновики и семейные документы, вверенные его попечению. Потомок Сагаморов, таким образом, находился в своем старом доме на рыночной площади Бон-Секур постоянно. Отсюда утром 3 сентября он и отправился со своим младшим клерком нанять экипаж, совершавший рейсы между островом Монреаль и островом Иисуса, разделенными рукавами реки Св. Лаврентия.
Но сначала мэтр Ник направился в банк, шагая мимо богатых магазинов просторными улицами города, содержавшимися стараниями монреальских властей в образцовом порядке. Дойдя до здания банка, он велел Лионелю дожидаться его в вестибюле, а сам прошел к главной кассе. Возвратившись через четверть часа, нотариус свернул к конторе по найму экипажей.
Наемный экипаж представлял собой запряженную парой лошадей колымагу[90], которую на канадском наречии называют «багги». Подобные шарабаны[91], укрепленные, пожалуй, на слишком мягких, зато прочных рессорах, построены с расчетом на плохие дороги. Они могут вмещать до полудюжины пассажиров.
— А вот и господин Ник! — закричал возница, издалека завидя нотариуса, которого всегда и всюду встречали таким вот радостным возгласом.
— Он самый, в обществе своего клерка! — ответил мэтр Ник добродушно, как это всегда было ему свойственно.
— Как вы себя чувствуете, господин Ник?
