— Дать этому славному мальчику десять ливров, — отвечал Рауль, вынимая из кармана пистоль.
— Десять пинков в живот, — сказал д’Артаньян. — Убирайся, плут, и помни, что я знаю, где тебя искать.
Фрике, не рассчитывавший отделаться так дешево, в два прыжка пролетел с набережной на улицу Дофина и скрылся из виду. Рауль сел на свою лошадь, и они вместе с д’Артаньяном, оберегавшим его, как сына, поехали шагом по направлению к Тиктонской улице.
Всю дорогу они слышали вокруг себя глухой ропот и отдаленные угрозы, но при виде этого офицера, такого воинственного, и его внушительной шпаги, висевшей на темляке у него под рукой, все расступались.
Они доехали без всяких приключений до гостиницы «Козочка».
Красотка Мадлен сообщила д’Артаньяну, что Планше вернулся и привез Мушкетона, который геройски перенес операцию извлечения пули и чувствует себя так хорошо, как только позволяет рана.
Д’Артаньян велел позвать Планше, но, сколько его ни звали, ответа не было: Планше скрылся.
— Ну, так давайте вина! — приказал д’Артаньян.
Когда вино было подано и они снова остались вдвоем, д’Артаньян обратился к Раулю.
— Вы довольны собой, не так ли? — сказал он, с улыбкой глядя в глаза юноши.
— Конечно, — отвечал Рауль. — Мне кажется, я исполнил свой долг. Разве я не защищал короля?
— А кто вам сказал, что надо защищать короля?
— Это мне сказал граф де Ла Фер.
— Да, короля. Но сегодня вы защищали не короля, а Мазарини, что не одно и то же.
— Однако, сударь…
— Вы сделали ужасный промах, молодой человек. Вы вмешались не в свое дело.
— Но вы же сами…
— Я — это другое дело: я должен повиноваться своему капитану. А ваш начальник — это принц Конде. Запомните это: других начальников у вас нет. Хорош молодой безумец, готовый стать мазаринистом и помогающий арестовать Бруселя! Молчите об этом по крайней мере, а то граф де Ла Фер будет вне себя.
— Значит, вы думаете, что граф де Ла Фер рассердился бы на меня?
— Думаю ли я? Да я в этом уверен! Не будь этого, я бы только поблагодарил вас, потому что, в сущности, вы потрудились для нас. Сейчас не ему, а мне приходится бранить вас, и поверьте, это вам дешевле обойдется. Впрочем, — продолжал д’Артаньян, — я только пользуюсь правом, которое ваш опекун передал мне, дорогой мой мальчик.
— Я не понимаю вас, сударь.
Д’Артаньян встал, вынул из письменного стола письмо и подал его Раулю.
Рауль пробежал письмо, и взгляд его затуманился.
— О боже мой! — воскликнул он, поднимая свои красивые глаза, влажные от слез, на д’Артаньяна. — Граф уехал из Парижа, не повидавшись со мной!
— Он уехал четыре дня тому назад.
— Но судя по письму, он подвергается смертельной опасности?
— Вот еще выдумали! Он подвергается смертельной опасности! Будьте спокойны. Он уехал по делу и скоро вернется. Надеюсь, вы не имеете ничего против того, что я временно буду вашим опекуном?
— Конечно, нет, господин д’Артаньян! — воскликнул Рауль. — Вы такой благородный человек, и граф де Ла Фер так вас любит!
— Что же, любите и вы меня также; я не буду вам докучать, но при условии, что вы будете фрондером, мой юный друг, и ярым фрондером.
— А могу я по-прежнему видаться с госпожой де Шеврез?
— Конечно, черт возьми! И с коадъютором, и с госпожой де Лонгвиль. И если бы здесь был милейший Брусель, которого вы так опрометчиво помогли арестовать, то я сказал бы вам: извинитесь поскорей перед господином Бруселем и поцелуйте его в обе щеки.
— Хорошо, сударь, я буду вас слушаться, хотя и не понимаю вас.
— Нечего тут и понимать. А вот, — продолжал д’Артаньян, обернувшись к двери, — и господин дю Валлон, который является в порядком разодранной одежде.
— Да, но зато я ободрал немало шкур взамен, — возразил Портос, весь в поту и в пыли. — Эти бездельники хотели отнять у меня шпагу. Черт возьми! — продолжал гигант с обычным спокойствием. — Какое волнение в народе! Но я уложил на месте больше двадцати человек эфесом своей Бализарды. Глоток вина, д’Артаньян!
— Рассудите нас, — сказал гасконец, наливая Портосу стакан до краев. — Когда выпьете, вы скажете нам ваше мнение.
Портос осушил стакан одним глотком, поставил его на стол и вытер усы.
— О чем? — спросил он.
— Да вот господин Бражелон, — отвечал д’Артаньян, — во что бы то ни стало хотел помочь аресту Бруселя, и я с трудом удержал его от защиты Коменжа.
— Черт возьми! — произнес Портос. — Что сказал бы опекун, если бы узнал это?
— Вы видите! — воскликнул д’Артаньян. — Нет, фрондируйте, мой друг, фрондируйте и помните, что я заменяю графа во всем.
Он звякнул своим кошельком, затем, обратясь к Портосу, спросил:
— Вы поедете со мной?
— Куда? — отвечал Портос, наливая себе второй стакан вина.
— Засвидетельствовать наше почтение кардиналу.
Портос проглотил второй стакан с таким же спокойствием, как и первый, взял шляпу, оставленную им на стуле, и последовал за д’Артаньяном.
Рауль же, совершенно ошеломленный тем, что он слышал, остался дома, так как д’Артаньян запретил ему выходить из комнаты, пока волнение в народе не уляжется.
С. 7. Кончили — Кончито Кончини, итальянский авантюрист, флорентиец по происхождению. При французском дворе приобрел большое влияние на Марию Медичи, хотя и отличался бездарностью и скупостью. Был убит при попытке его арестовать по приказу Людовика XIII (1617 г.).
…царственная любовница… — Королева Елизавета Английская.
…кольцо освящено в церкви Пале-Рояля. — Имеются сведения, что Мазарини, не дававший обета безбрачия, вступил в тайный брак с Анной Австрийской.
С. 8. Герцог Орлеанский — Гастон Орлеанский (1608–1660), брат Людовика XIII; не отличался ни умом, ни храбростью; принимал участие в многочисленных заговорах против кардинала Ришелье.
С. 10. Кардинал де Рец — Поль де Гонди, кардинал де Рец (1613–1679), французский политический деятель и писатель, известный своей ролью в волнениях Фронды.
Принц Конде — Людовик II, принц де Конде, прозванный Великий Конде (1621–1686). Один из крупнейших полководцев эпохи Людовика XIV, отличившийся в битвах при Рокруа, Фрейбурге, Нордлингене и Лансе. Принимал заметное участие в волнениях Фронды.
С. 11.…«королевское заседание»… — Речь идет о так называемом Lit de justice — торжественном заседании парламента, где король лично объявлял свою «монаршую волю».
С. 13. Черные мушкетеры. — При дворе состояли две роты мушкетеров, так называемые серые и черные, различавшиеся по масти своих лошадей.
