Два фиакра потихоньку продвигались вдоль Гард-Мебль; лошадьми управляли кучера, придавленные весом своих промокших насквозь накидок.
То ли из-за грозы, то ли из-за вмешательства человеческих рук, но оба газовых фонаря – справа и слева от сада, окружавшего особняк де Шав, разом погасли. Здесь образовалась площадка шагов в пятьдесят длиной, где было совершенно темно – хоть глаз выколи.
В. центре этого темного пространства и прямо напротив калитки ярко вспыхнул огонек химической спички.
И все. Никто не появился в саду, за деревьями которого виделись освещенные, несмотря на поздний час, окна особняка.
Вторая попытка со спичкой имела тот же результат.
Симилор сам подавал условленный сигнал, прикрывая огонек своей шляпой.
– Барышня боится подхватить насморк, – проворчал он. – Ну, однако, и ночка для работы!
Глаз, привыкший к темноте, мог бы увидеть, что Симилор не один. Соседние деревья были окружены движущимися тенями, и вдоль решетки крадучись шел съежившийся под ливнем человек.
В конце ведущей к площади Согласия улицы показались два фиакра.
Человек, который крался вдоль ограды, остановился и вскрикнул от удивления.
– Ворота широко распахнуты! – прошептал он.
– Ба! – сказал Симилор. – Войдите и посмотрите, Лейтенант, но только действуйте поосторожнее.
Куатье вошел в темный сад и, сделав несколько шагов, исчез из вида.
Два фиакра приблизились. Симилор подошел к одному из них и рассказал, что произошло.
– Мы здесь уже час, – доложил он. – Каждые пять минут я подаю сигнал, но – никакого движения.
В этот момент Куатье вернулся из разведки и сообщил:
– Дверь дома тоже распахнута настежь.
– Что делать? – спросил Симилор.
Дверца первого фиакра открылась, и Саладен выпрыгнул прямо в лужу.
– Выходите, господа, – приказал он тем, кто оставался в экипажах.
Мгновение спустя члены «Клуба Черных Шелковых Колпаков» уже совещались под крышей из шести зонтов.
Мнения в этом союзе разделились так: Комейроль, Добряк Жафрэ, доктор Самюэль и Принц настаивали на том, чтобы уйти.
Но Саладен, единственный из всех, был против. Он приказал им остаться – и они остались.
Мы оставили мадемуазель Гит-Чего-Изволите мирно спящей рядом с потерявшей сознание герцогиней. Мадемуазель Гит долго еще похрапывала от всей души. Проспавшись после своей ночи в Аньере и завтрака в «Буа-Коломб», она очнулась в очень красивом будуаре – задней комнате домика в саду.
– Ни и ну! – сказала она себе. – Что за нежная забота со стороны дорогой мамочки! По-моему, мы споемся!
Она позвонила. Две горничные ожидали, пока она соизволит заняться своим туалетом. Еще вчера мадемуазель Гит сама стирала свои воротнички, сегодня же она с поистине королевской непринужденностью позволяла себя обслуживать.
Перед обедом к ней зашла госпожа герцогиня де Шав, и Гит расцеловала ее в обе щеки. Девушка не была злобным созданием: ей искренне хотелось принести счастье в свою новую семью.
Она даже не заметила, что первые порывы материнской любви у мадам де Шав сменились холодностью.
Она уселась за стол между герцогом и герцогиней, чувствуя себя ничуть не хуже, чем, бывало, в отдельном кабинете «Золотого Дома». Мадам де Шав чрезвычайно церемонно представила ее.
Герцог показался ей человеком холодным и неразговорчивым, но вежливым. Она одна взяла на себя труд поддерживать беседу – и при этом ела с завидным аппетитом.
Герцог и герцогиня обменялись лишь несколькими словами. Вид у герцогини был явно болезненным.
Оставшись после обеда в одиночестве, поскольку ей не пришло в голову последовать за мадам де Шав в ее апартаменты, мадемуазель Гит, посоветовавшись сама с собой, решила:
«Здесь можно сдохнуть от скуки! Самое умное, что можно сделать – смыться отсюда при первом удобном случае. Моя дорогая матушка унылая, как ночной колпак, мой благородный отец похож на ревнивого испанца, а господин маркиз де Розенталь – один из самых нудных и назойливых типов, каких я только встречала в своей жизни. Каждый веселится, как может».
Для начала она приказала заложить экипаж и одна отправилась кататься в лес.
Назавтра мадам де Шав осталась в постели. Мадемуазель Гит нанесла ей коротенький визит утром и предупредила, что весь день будет занята.
Господни маркиз де Розенталь зашел ее навестить. Она показала ему особняк сверху донизу – от парадных гостиных до помещений, предназначенных для кабинетов и кассы Бразильской компании. Пообедав в своих покоях вместе с маркизом, она отправилась с ним в Оперу.
Мадемуазель Гит ближе был Аньер и улица Вивьенн, чем квартал Ле Пелетье. Тем не менее, сидя в своей ложе, она выглядела настоящей маркизой и уж во всяком случае походила на нее больше, чем Саладен – на маркиза.
Дело обстояло очень просто – всему виной было то, что настоящие маркизы из кожи вон лезли, стараясь походить на мадемуазель Гит.
Записные моралисты советовали им – да и сейчас советуют – помериться силами с мадемуазель Гит, чтобы вернуть мужей и кузенов к принятым в высшем свете развлечениям. Маркизы послушались и теперь имеют у своих кузенов успех того же рода, что и мадемуазель Гит, но несколько менее блестящий.
Чего они добились у мужей – вот это мне неизвестно.
Выйдя из Оперы, Саладен возымел желание проверить, хорошо ли затвердила мадемуазель Гит список мелких услуг, которых он от нее ожидал, но ему не хватило духу. Дело было серьезное и опасное, и он перенес урок на следующий день.
Назавтра же, едва он произнес первые слова, как мадемуазель Гит перебила его – и совершенно успокоила.
– Может, кто другой и не согласился бы, – сказала она, – но я-то на все готова. Не стоит труда надевать перчатки, чтобы объясняться со мной. Вы не похожи на человека, который задаром благодетельствует молодым девушкам, и я никогда не думала, что пришла сюда для того, чтобы низать жемчуг.
Беспокойство Саладена улеглось, но кое-какие сомнения у него все же оставались.
– Вы далеко пойдете, – ответил он, – и я верно оценил вас. Но то, что предстоит сделать, – довольно трудная штука.
– Ну, валяйте. – Мадемуазель Гит его заявление нисколько не взволновало.
– Надо будет открыть нынешней ночью калитку в ограде, выходящую на авеню Габриэль.
– У меня есть ключ, – сказала мадемуазель Гит.
– Как? Уже?! – вскричал пораженный Саладен.
– Я его попросила на случай, если мне захочется вернуться через эту калитку ночью или днем. Я не стесняюсь, ни в чем себе не отказываю, что попросила, то и получила, и все-таки здесь – смертная тоска… Ну, выкладывайте, что у вас там еще…
