Ярослав метнулся к образам, упал на колени, невзирая на боль, взмолился:
– Помоги, Господи! Огради! Не о себе молю, о сыновьях! Вразуми, не дай ввергнуться в бездну ненависти и убийств!
Молился горячо и долго, не замечая, что за окном день совсем сменил ночь. Потом вдруг собрался и отправился в Десятинную. После пребывания в Киеве Болеслава и предательства Анастаса, а потом еще и разлада с Феопемптом эту церковь не любил. А уж когда построил Софию и поставил на нее Илариона, так и вовсе тянуло в новый собор.
Но сейчас князь шел не столько в Десятинную, сколько на могилу отца. Он долго стоял на коленях перед саркофагом, несмотря на сильную боль в поврежденном колене. Просил прощенья за то, что не понимал и не столь любил при жизни, как надо бы сыну. Просил Святого Владимира помочь внукам, оградить их от злобы и зависти друг к другу, а его самого вразумить, как от этого княжичей уберечь.
И вдруг почувствовал, что с души словно свалился огромный камень. Нет, легче не стало, тяжкие думы не отпускали, но стало как-то яснее. Он много лет исправлял ошибки, сделанные в молодости, но все время чувствовал, что есть еще что-то, чего он не видит, не понимает. А теперь понял – это была вина перед отцом. И только теперь, когда осознал, Ярослав стал в тысячу раз мудрее себя вчерашнего, хотя и без того слыл весьма мудрым.
Оставалось одно – суметь передать эту мудрость детям. А для этого надо было пока жить, несмотря на смерть любимой жены и собственные хвори.
С трудом поднявшись с колен (отвел руку подскочившего служки: «Я сам!»), Ярослав вышел из Десятинной, остановился на паперти, вглядываясь в золоченые купола своего любимого детища – Софии Киевской. Над митрополичьим двором кружила стая ворон, видно, не поделили чего-то на земле, передрались и никак не могли угомониться. Сильно прихрамывая, отправился к Софии пешком. Хотя службы не было, день будний, Иларион наверняка там, а если и нет, так скажут, живо придет.
Иларион жил на митрополичьем дворе, правда, не в главных покоях, а в боковом крыле. Греки не торопились присылать нового митрополита, а прежнего Феопемпта Ярослав и сам не хотел. Вспоминались его прощальные слова перед отъездом:
– Смотри, как бы снова греческим огнем не опалили, как твоего прадеда князя Игоря!
Чуть не возразил, мол, а к деду князю Святославу Храброму император Иоанн Цимисхий навстречу сам выезжал, вон как боялись! Но сдержался, негоже святому отцу так возражать. Да и нутром понимал, что митрополит прав.
Для себя Ярослав давно осознал: если чего делать не хочется, лучше не делать! Как не хотелось тогда посольство к Генриху Немецкому посылать с предложением кого из своих дочерей в жены! Умом понимал, что выгодно, а нутро отвергало. Послушал разум, и что вышло? Один конфуз! Послы вернулись с богатыми дарами и… отказом. Генрих нашел себе жену у французов. Бедная Франция ему показалась заманчивей богатой Руси.
И с походом Владимира тянул и тянул, потому как сердце ныло. А может, зря тянул?
Додумать не успел, остановился перед собором, привычно полюбовался на купола и пошел внутрь. Иларион был в соборе, поспешил навстречу к князю. Вглядевшись в усталое после ночного бдения лицо, тревожно поинтересовался:
– Недужится?
Ярослав помотал головой:
– Душа болит, думы одолели…
Они долго беседовали обо всем, что так беспокоило князя, прежде всего о сыновьях и их будущем. Пока слушал Илариона, все казалось простым и понятным. И как ему удается во всем разобраться? Сколь же мудр этот наставник!
Как обычно, после разговора с Иларионом на душе у Ярослава заметно полегчало. Он неторопливо обошел собор, останавливаясь у каждой иконы. Иларион занимался своими делами, лишь время от времени поглядывая на князя и стараясь ему не мешать. А Ярослав уже раздумывал над тем, как быть с митрополитом, где его взять? Не к папе же римскому посылать?
И вдруг, повернув голову, увидел Илариона, беседовавшего с каким-то прихожанином. Пришедшая мысль была удивительной: зачем искать, вот же он! И удивила не сама догадка, а то, почему она не приходила раньше.
– Святой отец, кто избирает митрополита?
– Мы избираем Собором. Патриарх присылает, а мы избираем.
– А без патриарха никак?
– Как это?
Ярослав не отрываясь смотрел в глаза духовнику, постепенно до того доходила мысль князя.
– Возьми под себя митрополию, Иларион?
Священник покачал головой:
– Патриарх не одобрит.
– Не посмеет. Мы тебя Собором выберем, не посмеет не утвердить. Не о патриархе и не о себе ныне думай, о Руси. Кому как не тебе митрополитом быть?
Предложение Ярослава смутило душу Илариона, но пока он думал, сам князь раздумывать не стал. В тот же день полетели гонцы в Новгород к Луке Жидяте, в Ростов к Леонтию… звать на Собор.
Епископами по всей Руси стараниями Ярослава сидели его люди, да и кто мог слово сказать против самого авторитетного священника не только в Киеве, но и во всей Руси? Кому как не ему быть митрополитом? Собор с предложением князя согласился.
Это было по букве церковных правил, но вопреки обычаю. Не спрося отцов церкви, князь поставил митрополитом своего духовника! И в Константинополе не было никакого дела до того, что Русскую церковь возглавил действительно достойнейший.
Иларион и поныне известен своим главным произведением – «Словом о Законе и Благодати». Его считают, пожалуй, первым произведением русской литературы, конечно, литературы духовной, но другой тогда попросту не было.
Ярослав был прав, патриархи не посмели воспротивиться, они сделали вид, что не заметили такого своеволия русского князя, но, конечно, только пока был жив сам Ярослав. Константинопольским патриархам молиться бы на Илариона и Ярослава, православными святыми их признать за то, что не отдали Русь Западу, не сменила она православие на католицизм, не то после гибели самой Византии и вовсе не осталось бы православных государств в Европе! Но священников Византии больше возмутило непослушание русских, чем восхитила их преданность и верность. Неблагодарный народ эти византийцы, ей-богу!
Что там Византия, если в своем собственном Отечестве о Ярославе помнят, что он Мудрый, потому как дочерей замуж за королей выдал, сыновей на принцессах женил, библиотеку собрал немалую, грамотен был и набожен. А об Иларионе – о проповедях и «Законе…». А кто помнит о том, что именно их усилиями на Руси и потом в России все же воцарилось православие? Сдается, даже те, кому «по должности положено», не все помнят.
Но Ярослав и Иларион общими усилиями оставили нам еще один памятник – «Русскую Правду», первый писаный свод законов Руси. По нему видно, как кропотливо продумывал все стороны жизни Ярослав, как реально смотрел на происходившее вокруг, как хорошо понимал, что рубить сплеча нельзя!
