Этот внезапный приезд был следствием двух фраз в письме крестного – той, где говорилось о нежелании «становиться обузой», и намеком на страдание, вызванное разлукой.
Андре-Луи не стал отвечать, а явился сам, желая показать, что по крайней мере этому несчастью можно положить конец. Кроме того, он надеялся победить щепетильность крестного, не желавшего принимать помощь крестника, – щепетильность, с его точки зрения, нелепую.
На первый взгляд городишко на Липпе, размерами едва превосходивший деревню, показался Андре-Луи убогим. Но гостиница «Медведь», как выяснилось чуть позже, и впрямь была весьма приличным заведением. Лестница полированной сосны вела из общего зала на галерею, в которую с трех сторон выходили двери номеров для постояльцев. Несмотря на стесненность в средствах и неопределенные виды на будущее, сеньор де Гаврийяк потребовал для себя с племянницей три лучшие комнаты.
Господин и госпожа де Плугастель занимали покои на первом этаже, позади общего зала. Кроме них, в «Медведе» обитали еще двое-трое господ, составлявших некое подобие двора при регенте.
День уже клонился к закату, когда Андре-Луи, натянув поводья, остановил лошадь и спрыгнул в мокрое, подмерзавшее снежное месиво. Выскочивший из дверей гостиницы хозяин, увидев его изможденную почтовую клячу и неказистый саквояж, притороченный к седлу, не счел нужным, здороваясь с приезжим, вынуть изо рта свою фарфоровую трубку. Но отрывистый, властный тон путешественника, пожелавшего увидеть сеньора Гаврийяка, строгий взгляд темных глаз, шпага на боку и кобура при седле вывели незадачливого пруссака из апатии.
Алина и господин де Керкадью сидели в комнате наверху, куда хозяин и проводил приезжего. Андре-Луи застал их врасплох. Они хором вскрикнули – сначала изумленно, потом радостно, в одно мгновение оказались рядом и, завладев обеими его руками, стали требовать объяснений.
Андре, не отвечая, приложился губами к руке крестного и припал к устам Алины, которые никогда раньше не отвечали ему с такой готовностью. Взор девушки восторженно сиял, и одновременно в глубине ее глаз, изучавших каждую черточку дорогого лица, читалась необыкновенная нежность.
Горячая встреча согрела Андре-Луи, словно вино. Он буквально расцвел в этой атмосфере любви. Все было прекрасно, и он был рад, что приехал.
Его привечали как блудного сына. Роль упитанного тельца за ужином, почти немедленно устроенным в честь этого приезда, исполняли гусь и окорок шварцвальдского кабана. Золотистый рупертсбергер, казалось, вобрал в себя весь букет рейнского лета.
«Совсем недурно для людей, стоящих на краю нищеты», – подумал Моро, глядя на белоснежную скатерть, на которой в свете свечей сверкала стеклянная посуда. Он поднял бокал, словно провозглашая этим жестом безмолвный тост в честь Алины. В ответ ее влажные глаза вновь засветились нежностью.
После ужина Андре-Луи объяснил, зачем именно приехал. Он намеревался сломить сопротивление крестного, не желавшего принять его помощь, тогда как это был единственный доступный ему способ обеспечить близких. Моро предложил крестному взглянуть фактам в лицо и дать надлежащую оценку событиям во Франции. Король обезглавлен, монархия упразднена, дворянские поместья конфискованы, и земли распределены «среди тех, кто не имел земли». Как будто владение землей в прошлом – это преступление, требующее наказания, а безземельность – добродетель, заслуживающая награды!
– Подобно тому как третье сословие вырвало власть у аристократии, намереваясь наделить ею всех и каждого, теперь чернь отобрала власть у третьего сословия, с тем чтобы монополизировать ее. Привилегии перешли из рук в руки. Если раньше ими пользовались дворяне – иначе говоря, люди, призванные править по рождению и воспитанию (пусть даже они и злоупотребляли властью), – то теперь привилегии завоевал всякий сброд. Землю отняли у собственников и транжирят, движимое имущество сплошь разграблено во благо нации. Своими мерами шайка алчных негодяев подкупает население, укрепляя свою власть. Они склоняют невежественный люд на свою сторону лестью и обманом, добиваются неслыханных полномочий и используют их в корыстных целях. Рано или поздно это приведет к полному хаосу и разорению страны. Потом, силой ли оружия или иным способом, они создадут на руинах новое государство, и порядок, равенство и безопасность снова восторжествуют; возмещение ущерба тем, кто лишился собственности и состояния, весьма вероятно, будет в числе их первых решений. Однако на это может уйти жизнь целого поколения. Что вы собираетесь делать? Ждать? Как вы будете жить до наступления лучших времен?
– Но по какому праву я должен рассчитывать на тебя, Андре?! – воскликнул крестный, не поддаваясь на уговоры.
– Хотя бы по праву родства, раз мы с Алиной собираемся пожениться. Подумайте о нас, крестный: неужели мы должны впустую растрачивать нашу молодость в ожидании событий, которые могут и не произойти на нашем веку? – Он повернулся к Алине. – Ты, конечно, согласна со мной, дорогая? Ты ведь не видишь никакой выгоды в этой отсрочке?
Она улыбнулась ему искренне и ласково. Воспоминание о нежности, которой она одарила его этим вечером, надолго стало счастливейшим воспоминанием в его жизни.
– Мой дорогой, наши желания полностью совпадают.
Господин де Керкадью вздохнул и поднялся со стула. Возможно, в тот вечер источник блаженства Андре-Луи был для него источником печали. Кротость и уступчивость Алины в отношении Андре, сквозившие в каждом ее слове, каждом жесте, внезапно вызвали у господина де Керкадью чувство одиночества. Долгие годы племянница, которая была ему дорога как дочь, составляла всю его семью. И вот теперь он осознал, что теряет ее.
Он в задумчивости постоял на месте. Большая голова, всегда казавшаяся чересчур тяжелой для этого хилого тела, свесилась, подбородок утонул в кружевном жабо.
– Ладно, ладно! – вдруг заспешил он. – Поговорим на эту тему завтра, а сейчас давайте-ка укладываться.
Но утром господин де Керкадью снова отложил обсуждение на потом. Он объяснил, что не может остаться дома, поскольку обязанности, исполняемые им в канцелярии регента, требуют его ежедневного присутствия и задерживают до середины дня.
– Нас осталось так мало при его высочестве, – сказал он грустно. – Нужно помогать кто чем может.
В дверях господин де Керкадью задержался.
– Поговорим обо всем за обедом. А я пока передам содержание нашего разговора его высочеству. О, я же еще должен известить госпожу де Плугастель, что ты здесь! Зайду к ней.
Стоял ясный морозный солнечный день, и снег под ногами хрустел, словно соль. После короткого визита госпожи де Плугастель, вполне одобрившей намерение молодых людей поскорее пожениться, Алина и Андре-Луи вышли подышать свежим воздухом. Беззаботные, точно дети, они побрели по главной улице, достигли моста и там свернули на утоптанную тропинку, петлявшую вдоль реки. По воде бегали золотистые блики, тонкий слой прибрежного льда медленно таял на солнце.
