— Только минуту или две назад.
— После обеда я взял трубку с гашишем и опиумом, и снадобье как будто перенесло меня из этого пропеченного солнцем многолюдного мира с вечными заботами, касающимися войны и правления, домой, в родные холмы Ферганы. Изумрудная трава, с вкраплениями алых тюльпанов и синих ирисов колыхалась на ветру. Я любовался каскадами горных ручьев с их разлетающимися, сверкающими брызгами. Мой слух заполняло мягкое дуновение ветерка и журчание струй. Я вновь ощутил легкость и беззаботность юности. Покой омывал меня, унося прочь заботы и тревоги.
На лице Бабура появилась безмятежная, слегка отрешенная улыбка.
— Так что ты говоришь? Послать за этими чудесными, пахнущими розами леденцами?
Хумаюн понял, что сейчас не время заводить разговор о своих амбициях. Отец позволил себе расслабиться, и сейчас ему было не до повседневных забот. Возможно, и ему, Хумаюну, стоит поступить так же. Красное вино из Газни превосходно: не так давно он наконец отведал его снова.
— Я пришел лишь доложить, что все необходимые приготовления к нашему завтрашнему отбытию обратно в Агру уже сделаны. Ну и, разумеется, пожелать тебе доброй ночи.
На обратном пути в собственный шатер Хумаюн поднял глаза к усыпанному звездами небу. Прямо у него на глазах загорались новые, составляя замысловатые узоры. Неожиданно окружавший его лагерь, полный шумов, издаваемых людьми и животными, с запахами и кострами, казавшимися такими грубыми по сравнению со светочами на небосводе, породил в нем раздражение. Он велел подать коня, сел в седло и удалился во тьму, чтобы побыть наедине со своими мыслями и молчаливыми звездами.
Вода в Ганге была теплой, и те тридцать три гребка, которые потребовались ему, чтобы переплыть реку, Бабур проделал с удовольствием. Приятно было сознавать, что он исполнил давний обет: шесть лет назад, когда они с Бабури переплыли ледяной Инд, он поклялся, что переплывет все главные реки своей новой державы. Отряхивая воду с волос и глаз, Бабур выбрался на берег и развалился на солнышке. На противоположном берегу телохранители и охотники, выехавшие с ним из ближнего лагеря в Канауй, в полутора сотнях миль от Агры, ждали вместе со своими лошадьми в зеленой тени под кроной раскидистой мелии. Нынче вечером, когда стемнеет, он и его спутники собирались ловить рыбу, зажигая свечи над водной гладью. По какой-то непонятной причине, мерцающий свет приманивал серебристых рыб, заставляя их всплывать на поверхность прямо в руки рыболовам.
Закрыв глаза, Бабур задумался об этой реке. Если верить ученым, которым он велел составить для него карту Индостана, Ганг течет на восток, пересекает Бенгалию и впадает в великий, синий океан. Когда-нибудь, обещал себе Бабур, он непременно увидит воочию это бескрайнее водное пространство, которое трудно себе и представить… Как может выглядеть горизонт, на котором вода сходится с небом? Индостан по-прежнему не переставал его удивлять. По отношению к его родине это действительно был иной мир. Здешние горы и реки, леса и пустоши, деревни и провинции, животные и растения, люди и наречия — все было совершенно иным. Но несмотря на то, что, еще первый раз переплыв Инд, Бабур нашел Индостан чуждым, может быть, даже враждебным, сейчас он начинал его ценить. После разгрома Санграма Сингха Бабур большую часть времени проводил в разъездах по новым владениям, разбивая то здесь, то там огромные лагеря, чуть ли не временные города, в центре каждого из которых неизменно высился его алый шатер. Точно так же в свое время постоянно совершал из Самарканда инспекционные поездки Тимур. Путешествия давали Бабуру возможность продемонстрировать себя своим новым подданным, и к тому же помогали многое узнать.
По ночам он со всевозрастающим удовольствием брался за дневник, скрупулезно занося туда все, касающееся здешних краев, начиная от принятых у местных крестьян способов обработки земли, кончая описанием наполненных маслом тыкв со вставленными в них фитилями, которые устанавливались людьми из касты фонарщиков на металлических треногах, обеспечивая по ночам освещение улиц. Он пытался описать новых для него существ, таких, например, как игривые речные дельфины, с телами, похожими на кожаные бурдюки, или гигантских зубастых ящериц, именуемых крокодилами.
Скоро он вернется в Агру, где уже вовсю зеленеют разбитые им сады. Недавно выписанные им из Кабула садовники сумели получить первый урожай винограда и дынь. Вдобавок семьсот индийских каменщиков неустанно трудились над строительством мечети, которую он повелел возвести в Агре в ознаменование разгрома Санграма Сингха. С изысканными арками, стройными минаретами и рельефами в виде его любимых цветов, — а индийские резчики по камню умели изобразить тюльпаны и ирисы, как живые, что казалось, ветер может подхватить их изящные головки, — мечеть обещала стать подлинным украшением города. Кроме того, он организовал между Агрой и Кабулом систему почтовой связи, с расположенными через каждые восемнадцать миль станциями, где постоянно держали наготове сменных лошадей и дежурили команды гонцов. Это позволяло быстро и без затруднений осуществлять постоянную связь между владениями Бабура за Хайберским перевалом и с его столицей в Индостане.
В свете стольких выдающихся достижений он с особым удовольствием перечитывал некоторые старые страницы своего дневника, особенно написанные в ту пору, когда, лишенный трона и владений, он отчаянно тосковал по Самарканду, был близок к отчаянию. Теперь в этом виделась ирония: судьба не позволила ему удержать надолго столицу Тимура лишь для того, чтобы дать возможность прочно и надежно обосноваться здесь, в Индостане. Когда ему, в конце концов, придет срок отправиться в Рай, он, да будет на то воля Аллаха, оставит сыновьям богатую и стабильную державу.
Бабур присел и окинул взглядом протекавшую рядом реку. В прибрежных камышах изумрудами блеснули на солнце крылья вспорхнувшего зеленого дятла. Да, так насчет сыновей… Вместе с Махам, Гульрух и их тетушкой Ханзадой, Камран, Аскари и Хиндал отправились в долгий путь в Агру, как только Бабур послал за ними, решив, что в сложившейся обстановке вполне в состоянии обеспечить их безопасность. Прибытие родных было отмечено грандиозной церемонией: двое старших сыновей получили роскошные одеяния, бунчуки из хвостов яков, барабаны, превосходных скакунов и по десять слонов на каждого, не считая множества верблюдов и мулов.
Он гордился своими детьми. Ханзада поведала ему, что Камран, у которого сейчас в двадцать один год уже пробивалась черная борода, и внимая ее с Байсангаром советам, превосходно справляется с обязанностями наместника Кабула. Тринадцатилетний Аскари тоже выказывал немалые способности, энергию и честолюбие. А почему бы и нет — Бабур в этом возрасте был владыкой Ферганы. С самого их прибытия он постоянно нагружал сыновей поручениями, посылал их в инспекционные поездки или назначал командовать отрядами, высылая для подавления вспыхивавших то здесь, то там незначительных очагов сопротивления.
