– Я буду ужасно ревновать тебя к нему, – говорила она, – наверняка буду. К счастью, до сих пор я относилась к нему, как к сыну, и я постараюсь никак не разделять вас в своей любви. Но, – вдруг радостно перебила она сама себя, – ты ведь тоже ревновала, дорогая? В тот день, когда мы встретились на дороге из Ментенона?
– Вы показались мне такой красавицей, матушка… – начала Сапфир.
– Значит, ты считаешь меня красивой? – продолжала герцогиня. – А ты… Даже не знаю, как сказать… Ты похожа…
Она хотела сказать «на твоего отца», но осеклась, и тень печали набежала на ее лицо.
– Послушай, – сказала она таинственно, – только что в этом письме, в котором говорилось о тебе, мне показалось, я узнала его почерк. Но что я говорю? Я совсем потеряла голову! Как ты можешь понять меня – ведь тебе и года не было! Вот, смотри!
Она вскочила стремительнее шестнадцатилетней девушки и отыскала в своем молитвеннике фотографию, присланную Медором.
Показав ее дочери, она спросила с искренним смехом, каким смеются только счастливые люди:
– Смотри! Смотри! Узнаешь себя?
Сапфир была взволнована и очень серьезна.
– Я узнаю только вас, матушка, – сказала она, поднося фотографию к губам. – Но во мне какая-то странная тревога, какая-то усталость, которую я не могу выразить словами; как будто моя скрученная, словно пружина, память должна раскрутиться… Мне кажется, я вспоминаю… Но нет! Я зря стараюсь, мне не вспомнить. Сегодня, как и тогда, я – всего лишь это облачко, которое вы укачиваете в своих руках, – и я так их люблю!
Госпожа де Шав нежно прижала девушку к себе и, понизив голос почти до шепота, сказала:
– У тебя была тогда…
Она замолчала, почти смущенная, и Сапфир покраснела, улыбаясь своей чудесной улыбкой.
– Но как же «другая» смогла сделать это? – вслух подумала герцогиня и добавила: – Ты ведь знаешь, о чем я говорю? Эта родинка…
– Моя вишенка! – тихонько ответила Сапфир, опустив свои шелковые ресницы.
Обе засмеялись, и в их смехе сквозили смущение, стыдливость и невыразимое целомудрие.
– Я судья, – весело сказала мадам де Шав, – я расследую дело о твоем рождении. Это допрос, мадемуазель… С какой стороны?
– Здесь, – ответила Сапфир, указав розовым пальчиком на место между правым плечом и грудью.
Мадам де Шав поцеловала этот пальчик и сказала так тихо, что Сапфир едва расслышала:
– Я хочу увидеть.
– И я хочу, чтобы ты увидела, – ответила девушка, впервые обратившись к матери на «ты».
Они снова бросились друг другу на шею.
Потом Сапфир села, а герцогиня, встав перед ней на колени, дрожащей рукой стала расстегивать ее платье.
Она не закончила эту работу, потому что Сапфир, испуганно вскрикнув, схватила ее за руки.
Вздрогнув, герцогиня вскочила и, посмотрев назад, туда, куда показала Сапфир, увидела между портьерами в дверном проеме, где так недавно появилась девушка, два черных лица, на которых сверкали белки глаз.
– Что вы здесь делаете? – пробормотала герцогиня, запинаясь, и в ее голосе звучало столько же гнева, сколько страха.
Между двумя эбеновыми физиономиями появилась третья. Этот человек был высок, лицо его отливало красноватой бронзой.
Господин герцог де Шав был пьян, но не в такой степени, как обычно, когда он возвращался домой ночью. Он ничего не соображал, но твердо стоял на ногах: видимо, ему не дали довести до конца привычную оргию.
– Это прекрасное дитя – мое! – заявил он, выговаривая французские слова с таким же трудом, как в былые времена. – Почему меня заставляют приходить за ней сюда?
– Это моя дочь, – ответила мадам де Шав; горло у нее было перехвачено спазмом мучительной тревоги.
Герцог расхохотался и знаком приказал неграм двинуться вперед.
– Вы лжете, – сказал он. – Ваша дочь – в садовом домике.
– Это моя дочь! – повторила мадам де Шав, сделав шаг навстречу неграм.
Они отступили, озадаченные.
Господин герцог дважды взмахнул хлыстом: на левом плече Сатурна и на правом плече Юпитера выступила кровь.
– Сколько же у вас дочерей? – спросил он резко. У нас каждую неделю будет появляться по одной? Я всегда проигрываю, но сегодня мне повезло! Вот эта – куплена и оплачена!
Герцог продолжал дико хохотать. Он сунул руки в карманы и стал горстями разбрасывать по ковру золотые монеты.
– Вот смотрите! – добавил он. – Если надо, я готов еще раз заплатить!
Потом он обратился к неграм:
– Несите! Дьявольщина!
Хлыст снова засвистел в воздухе.
Негры бросились вперед и, несмотря на отчаянные усилия мадам де Шав, схватили окаменевшую от ужаса Сапфир.
– Пошли! – скомандовал герцог.
Негры потащили Сапфир, и он направился вслед за ними.
– Это моя дочь! Это моя дочь! Моя дочь! – кричала несчастная женщина, теряя рассудок. Она попыталась ухватиться за одежду мужа.
Он грубо оттолкнул ее и даже не обернулся, когда она упала без чувств.
Мы слышали, как господин герцог возвращался домой. Это было в тот момент, когда Аннибал со своими спутниками воспользовался черной лестницей, чтобы через сад добраться до кабинетов Бразильской компании.
Господин герцог получил послание Аннибала в самый разгар удачной игры, которая принесла ему кучу золота.
Он ни минуты не колебался – так ему хотелось удовлетворить свою прихоть.
И, придя домой, он очень удивился, не обнаружив в своих покоях ни Аннибала, ни канатоходки.
Испуганных припадком его страшного гнева Сатурна и Юпитера он отправил на поиски. Сапфир оставила полуоткрытой дверь спальни герцогини, и негры, идя на звук голосов, легко напали на след беглянки.
Остальное читателю известно.
В центре комнаты господина герцога стоял стол, на нем открытая бутылка рома, рядом с ней – налитый до половины стакан.
Сапфир так же, как раньше, уложили на кровать.
Отблагодарив негров ударами хлыста, герцог выгнал их, закрыв за ними дверь и опустошил стакан с ромом.
Его все еще разбирал идиотский пьяный смех. По пути от стола к кровати он пробормотал несколько слов по-португальски, чередуя их с проклятиями.
Затем он остановился перед Сапфир, глядевшей на него большими испуганными глазами, и сказал сам себе:
– Аннибал был прав: это прелестное создание!
И без дальнейших предисловий потянулся руками к талии девушки.
Говорят, нет худа без добра, – и это верно: трудное детство Жюстины сделало ее не менее сильной, чем любой мужчина.
Между широкой квадратной кроватью герцога и стеной не было прохода. Сапфир распрямила свою гибкую талию, вырвалась из рук дикаря, оттолкнула его и одним прыжком оказалась по ту сторону постели.
Герцог только громче засмеялся.
