Так что воспряньте духом, мой дорогой Гаврийяк, – призвал в заключение регент. – Отложите решение, диктуемое преходящей нуждой. Если бы я только знал, насколько вы стеснены в средствах, я ни за что не согласился бы принимать вашу ценную помощь в качестве секретаря без вознаграждения. Д’Аваре учтет это на будущее. Займитесь этим делом немедленно, д’Аваре, чтобы финансовые трудности впредь не беспокоили нашего доброго Гаврийяка.
Смущенный, пристыженный господин де Керкадью все же не сразу отказался от дальнейшего сопротивления и дрогнувшим голосом запротестовал:
– Но, монсеньор, зная о недостатке средств у вас самого, я не могу принять…
Принц перебил его едва ли не сурово:
– Ни слова больше, сударь. Я только выполнил свой долг, лишив ревностного слугу серьезного предлога идти против моей воли.
Обескураженному господину де Керкадью оставалось лишь поклониться и признать себя побежденным. Стук в дверь поставил финальную точку в дискуссии, которую его высочество и так считал исчерпанной. Господин де Керкадью, отирая лоб, отошел в сторонку.
Плугастель открыл дверь. Вошедший слуга в простой ливрее тихонько что-то сказал графу. Тот повернулся к регенту и объявил неестественно торжественным голосом:
– Монсеньор, прибыл господин де Бац.
– Господин де Бац! – В восклицании принца прозвучало удивление. Его одутловатое лицо застыло, и он поджал полные чувственные губы. – Господин де Бац, – повторил он, на сей раз с ноткой презрения в голосе. – Стало быть, вернулся. И чего ради?
– Может быть, лучше пусть он сам ответит на этот вопрос, монсеньор? – осмелился предложить д’Антрег.
Водянистые глаза регента уставились на него из-под сдвинутых бровей. Потом его высочество осанисто повел плечами и обратился к Плугастелю:
– Ладно. Раз уж он имел дерзость явиться, позвольте ему войти.
Глава XI
Блистательный провал
Достаточно было бросить единственный взгляд на господина де Баца, чтобы убедиться: дерзости ему не занимать. Об этом говорило все – его походка, манера держаться, вся его наружность.
Хотя полковник прибыл в Хамм менее часа назад, ничто в его облике не наводило на мысль о недавнем путешествии. Человек аккуратный и чистоплотный, в гостинице он сразу тщательно привел себя в порядок, надел бархатный камзол абрикосового цвета, короткие черные атласные панталоны в обтяжку, черные шелковые чулки и алые туфли с серебряными пряжками. Треугольную шляпу, украшенную белой кокардой, он нес в руке, обнажив голову, чтобы не смять тщательно сделанную завивку.
Окинув присутствующих мимолетным взглядом проницательных глаз, полковник де Бац быстро прошел вперед и остановился перед регентом. Мгновение он стоял в неподвижности, ожидая, что тот подаст ему руку; когда же этого не произошло, нимало не смутился. С самым серьезным видом он поклонился и, как предписывал этикет, принялся молча ждать, пока его высочество соблаговолит к нему обратиться.
Регент сидел в кресле, повернувшись к полковнику вполоборота, и разглядывал де Баца весьма недружелюбно.
– Итак, вы вернулись, господин де Бац. Мы вас не ждали. – Он выдержал паузу и холодно добавил: – Мы вами недовольны, господин де Бац.
– Поверьте, я и сам собою недоволен, – сказал барон, которого ничто не могло привести в замешательство.
– Мы удивлены: зачем вы взяли на себя труд вернуться к нашему двору?
– Я обязан представить отчет о своих действиях, монсеньор.
– Не стоило беспокоиться. Недавние события говорят сами за себя. Они представили исчерпывающий отчет о вашем провале.
Гасконец сдвинул брови.
– Покорно прошу меня простить, монсеньор, но я не в силах остановить рок. Я не могу сказать судьбе: «Halte-là![205] Идет де Бац!»
– А! Так вы вините судьбу? Что ж, она известный козел отпущения для каждого недотепы.
– Я не из их числа, монсеньор, иначе меня бы здесь не было. К этой минуте я уже просунул бы голову под раму парижской гильотины.
– Похоже, провал не умерил вашего самомнения, сударь.
– Провал провалу рознь, монсеньор. Я пытался сотворить чудо, но оно оказалось не по силам обыкновенному человеку.
– Однако, вынуждая нас поручить вам это задание, вы были уверены, что способны его выполнить.
– Высказывание вашего высочества подразумевает вопрос? Но разве среди двадцати тысяч французов, последовавших за вами в изгнание, нашелся другой, кто просил вас поручить это задание ему?
– Нашелся бы. Я, несомненно, искал бы его, если бы не ваша самонадеянная уверенность.
Даже перед лицом такой чудовищной неблагодарности и несправедливости де Бац сохранил самообладание. Но, вопреки всем усилиям барона, его ответ прозвучал чересчур сухо:
– Намерение вашего высочества поискать такого человека свидетельствует лишь о том, что вы считали задание выполнимым. Но это не означает, что монсеньор нашел бы добровольца. А если бы таковой и нашелся, он непременно потерпел бы неудачу.
– Непременно?! Позвольте узнать почему.
– Потому что ее потерпел я. Уверяю, ваше высочество, никто не может преуспеть там, где я терплю неудачу.
В кругу тех, кто стоял у стола позади барона, раздался смех. Барон де Бац вздрогнул, словно ему дали пощечину, но ничем иным не выдал своих чувств. Месье разглядывал его с холодным недоверием.
– Что бы ни случилось, хвастун-гасконец остается хвастуном-гасконцем!
Это было уже слишком даже для умевшего владеть собой де Баца. Он не стал прикрывать почтительностью бесконечную горечь своего тона.
– Вашему высочеству доставляет удовольствие упрекать меня.
Неявное обвинение в несправедливости вызвало раздражение принца:
– А разве вы не заслужили упреков? Разве вы не обманули нашего доверия своими настойчивыми заверениями, своими хвастливыми обещаниями? Не вы ли дали мне слово, что вывезете короля из Парижа целым и невредимым, если я снабжу вас необходимыми средствами? Я великодушно дал вам все, что вы требовали, выделил золото из казны, хотя нам так отчаянно его не хватало. Это золото мы могли бы сегодня использовать на поддержку французских дворян, умирающих в изгнании от голода. На что вы его потратили?
Все почти что услышали, как у барона перехватило дыхание. На его отважном лице проступила, несмотря на загар, заметная бледность.
– Могу заверить ваше высочество, что я не потратил ни луидора на свои собственные нужды.
– Я не спрашиваю вас, на что вы денег не тратили. Я желаю знать, на что вы их потратили!
– Ваше высочество требует от меня отчета?
– А разве не с этой целью вы вернулись?
Барон поменял позу и теперь, слегка повернув голову, мог видеть всех присутствующих. Его сверкающий взор остановился на мертвенно-бледном лице д’Аваре. Фаворит по-прежнему стоял, опершись о подоконник, и лицо его походило на маску. Взгляд гасконца двинулся дальше. Флаксланден и Плугастель излучали угрюмую суровость. Лицо Керкадью выражало умеренное сочувствие. Д’Антрег ухмылялся, и барон вспомнил, как с самого начала этот господин – ревностный противник любой тайной миссии, если только сам не был ее вдохновителем и руководителем, – противился его дерзкой затее, называя ее безрассудной авантюрой, и противился выделению средств на нее.
