— Что же это было за место? Я люблю старые развалины, — перебила Бенита.
— О! Замечательно! Гигантская стена, образующая круг и построенная бог знает кем. На полпути к вершине холма возвышается другая стена, а затем еще одна, в верхней трети, и там, в окружении своего рода святая святых, на грани пропасти, — большой конус из гранита.
— Искусственный или натуральный?
— Я не знаю. Они не позволили нам побывать там, но мы познакомились со своего рода начальником и первосвященником, и этот замечательный старик был очень мудрым и очень добрым. Я помню, что он сказал мне: он верил, что мы должны встретиться снова. Я спросил его о сокровищах и почему он не пускает других белых людей взглянуть на них, но он ответил, что сюда никогда не ступит нога мужчины, белого или черного, что только женщина может найти его в назначенное время, когда угодно дух Бамбатце, под чьей опекой и попечительством он пребывает.
— А что это за дух Бамбатце, мистер Сеймур?
— Не могу сказать. Я знаю только, что призрак — белая женщина, которая иногда на восходе или при лунном свете появляется на острие той скалы, о которой я рассказал вам. Помню, я до зари поднялся, чтобы увидеть привидение… как идиот, потому что, конечно, ничего не увидел. Вот и все, что мне известно.
— Говорили ли вы еще с моим отцом, мистер Сеймур?
— Да, немного. На следующий день он вернулся к нашей повозке вместе с нами, радуясь, мне кажется, избавлению от вечного общества своего партнера Джейкоба. Это не было замечательно в человеке, который был воспитан в Итоне и Оксфорде. Я узнал все его недостатки, однако он был джентльмен, каковым Джейкоб не был. Тем не менее Джейкоб много читал и мог говорить на любом языке.
— Говорил ли он, что он мой отец?
— Да, он сказал мне, что неправильно прожил свою жизнь и ему есть за что упрекнуть себя, — разговор состоялся, когда мы были наедине. Наконец, он добавил, что у него была семья в Англии, он очень хотел, чтобы богатство стало компенсацией для вас за его прошлые прегрешения, и именно поэтому искал сокровища. Тем не менее я боюсь, что он так и не нашел ничего.
— Нет, мистер Сеймур, он так и не нашел его и не найдет, но все же я рада слышать, что он думал о нас. Кроме того, я хотела бы узнать, что это за место.
— Я поехал бы туда с вами, мисс Клиффорд, и с вашим отцом, но не с Джейкобом. Если когда-нибудь кто-нибудь поедет туда с ним, я скажу: «Остерегайтесь Джейкоба».
— О, я не боюсь Джейкоба, — ответила она со смехом, — хотя считаю, что мой отец до сих пор имеет дела с ним, по крайней мере, в одном из своих писем он упомянул своего партнера-немца.
Оба замолчали, но вскоре Сеймур спросил:
— Вы рассказали мне вашу историю, хотите послушать мою?
— Да.
— Вам не придется слушать долго, мисс Клиффорд, мне, как бедному точильщику Кенинга, нечего рассказывать. Перед вами один из самых бесполезных людей на свете, ничем не отличившийся член класса, который в Англии называется высшим. Человек, не умеющий делать ничего, что стоит делать, кроме стрельбы. Я не получил ни одной профессии, не работал и в результате в тридцать два года превратился в разоренного, потерявшего почти всякую надежду человека.
— Почему вы разорены и утратили надежду? — тревожно поинтересовалась она. Его тон огорчал ее больше всего.
— Я разорен потому, что мой старый дядя, почтенный Джон Сеймур, наследником которого я считался, совершил безумие — женился на девушке, подарившей ему цветущих близнецов. С появлением их на свет исчезли мои надежды на наследство, а также сумма в тысячу пятьсот фунтов, которую дядя ежегодно любезно выдавал мне с тем, чтобы я поддерживал свое положение в свете. У меня были кое-какие собственные средства, но также и долги. В настоящее время счет на две тысячи сто шестьдесят три фунта и четырнадцать шиллингов и маленькая наличная сумма представляют все, что у меня за душой.
— Я не считаю вас разоренным, эта сумма — целое богатство, — с облегчением произнесла Бенита. — Имея две тысячи фунтов, вы можете нажить целое состояние в Африке. А почему у вас нет надежды?
— Мне нечего ждать в будущем. Поистине, когда я истрачу эти две тысячи фунтов, я не сумею заработать и шести пенсов. Стоя перед такой дилеммой, я нашел, что мне остается только использовать свое умение стрелять и стать охотником. Я собираюсь охотиться на слонов, пока какой-нибудь слон не убьет меня. По крайней мере, — прибавил Сеймур изменившимся голосом, — я собирался поступить так еще полчаса назад.
Глава II
Конец «Занзибара»
— Полчаса назад? Почему же… — Бенита замолчала.
— Почему я изменил мой очень скромный план жизни? Мисс Клиффорд, если это достаточно интересно, я вам скажу. Это произошло потому, что искушение, которому я до сих пор был в состоянии сопротивляться, за последние полчаса стало слишком сильным для меня. Вы знаете, все имеет свою разрушающую силу. — Он нервно пыхтел сигарой, бросил ее в море, помолчал, потом продолжил: — Мисс Клиффорд, я решился влюбиться в вас, послушайте меня, у вас будет много времени, чтобы дать мне ответ. Впервые в жизни я позволил себе роскошь быть серьезным. Для меня это новое ощущение, и потому бесценное. Могу ли я продолжать?
Бенита ничего не ответила. Она поднялась с той неспешностью, которой отличались все ее движения, тогда как Роберт Сеймур поспешно встал перед ней, так что лунный свет озарял ее лицо, в то время как его собственное оставалось в тени.
— Кроме тех двух тысяч долларов, о которых я говорил, и, кстати, их владельца, я не могу ничего вам предложить. Я неимущий и бесполезный человек. Но хочу вам сказать, Бенита: я люблю вас… Послушайте, — продолжал он торопливо, как человек, который хочет сказать нечто важное и у которого очень мало времени, — это странно, непонятно, что, но это чистая правда. Я полюбил вас, как только увидел ваше лицо. Вы помните, когда вы стояли там, опираясь на фальшборт, а я поднялся на борт в Саутгемптоне, и, когда я шел по трапу, я взглянул на вас, и мои глаза встретились с вашими. Тогда я остановился, и та полная пожилая леди, которая вышла на Мадейре, наткнулась на меня и спросила, достаточно ли я умен, чтобы решить, собираюсь я вперед или назад. Вы помните?
— Да, — ответила она тихо.
— Я был не прочь ответить «назад» и отказаться от места на этом корабле. Но я снова посмотрел на вас, и что-то внутри меня сказало: «Вперед». Я прошел остальную часть трапа и снял шляпу перед вами. — Он помолчал, потом продолжил: — Я не имею никаких особых пороков, кроме худшего из всех — праздности, и ни малейшего следа какой-либо добродетели.
