Вдвоем они вышли на край учебной площадки, и Лисандра тотчас убедилась в правильности своих предположений. Перед больничным бараком, где хозяйствовал Квинт, уже торчала внушительная очередь. Пострадавшие девушки жизнерадостно перешучивались, радуясь свободному времени.
«К вечеру небось еще и напьются», — брезгливо подумала Лисандра.
На самой учебной площадке, против обыкновенного, почти никого не было. Весть о неожиданном празднике успела распространиться. Тит, похоже, решил дать передышку всему луду, а не одним только новичкам. Лисандра подумала и решила, что Центурион поступил правильно. Когда одним даются поблажки, а другим нет, это приводит к ревности и раздорам.
Лисандра заметила, что на площадке остались всего две женщины, и повернулась к Варии.
— Беленькую я знаю, — кивнула она в сторону золотоволосой Эйрианвен. — А кто вторая?
— Это Сорина из Дакии, — ответила девочка. — Она — Гладиатрикс Прима, первейшая воительница! А Эйрианвен — Гладиатрикс Секунда!
Лисандра невольно присмотрелась к тому, как, развевая каштановую гриву, двигалась дакийка Сорина, и зрелище произвело на нее впечатление. Тысячу лет назад, во времена царя Тесея, в Дакии правили женщины. Именно их, а также их родственниц из Фемискирии Гомер в своей «Илиаде» называл амазонками. Лисандре было известно, что со времен завоевания Трои порядки в Дакии не сильно переменились. Что поделать, так уж устроены варвары. Им плевать на цивилизацию и прогресс, им всего дороже тот беспорядок, который они называют обычаем.
Но, во имя богов, эта женщина умела сражаться!
— Настоящая амазонка, — вырвалось у Лисандры.
— Вот именно, — тотчас подтвердила Вария. — У себя дома Сорина была предводительницей могущественного народа. Она любит рассказывать о своем прошлом. Эта женщина была великим вождем. Римляне победили ее в бою, и она люто их ненавидит, называет города нарывами на теле Матери-Земли.
Лисандра кивнула, не очень прислушиваясь. Сорина с Эйрианвен словно бы вели танец, полный страсти и ярости. Взгляд спартанки не успевал уследить за деревянными мечами. Две женщины атаковали и контратаковали. Бешеная сила, помноженная на утонченное искусство и сдобренная звериной грацией…
Лисандра так засмотрелась на поединщиц, что не заметила, как к ней подошел Катувольк.
Красавец галл увязал рыжеватые волосы в хвост на затылке и был облачен лишь в набедренную повязку, позволявшую как следует оценить мускулистое тело. В руках у него был бурдючок с вином, который он тут же протянул Лисандре, а сам уселся на землю.
— А ты в дерьме по уши, — сообщил он ей, когда она вытащила затычку и сделала глоток.
— Это почему? — спросила Лисандра.
— А потому, что выручила свою маленькую подружку. — Катувольк указал на Варию. — Грета нажаловалась на тебя Нестасену, и он задумал образцово-показательно с тобой посчитаться.
Лисандра пожала плечами. Нубиец находил извращенное удовольствие в том, чтобы причинять боль.
— Хоть какое-то разнообразие, — отмахнулась она.
Катувольк хмыкнул и потянулся за бурдючком.
— Ты, Лиса, похоже, не очень-то боишься его?
Лисандра слегка напряглась, услышав свое имя в этакой приятельской, уменьшительной форме.
— Спартанцы ничего не боятся, — сказала она.
— У тебя свитка с подобными изречениями случаем нету? — спросил молодой галл. — Ты, по-моему, имеешь готовые ответы на все вопросы. Беда лишь в том, что они — не твои. Ты свое собственное мнение вообще когда-нибудь высказываешь?
Лисандра наградила его высокомерным взглядом.
— Я говорю, когда это необходимо. Спартанцы не занимаются болтовней ради болтовни. Мы слишком хорошо знаем цену слов. Я слышала, что у других народов это даже вошло в поговорку.
Катувольк жестом предложил ей пояснить.
— Лаконичность, — сказала она. — Это от слова «Лакедемон». Так называется область Эллады, где расположена Спарта.
— А ты, похоже, гордая.
— Еще бы мне не гордиться! — Лисандра предпочла пропустить ироничный тон Катуволька мимо ушей. — Все прочие люди бессильны понять, что это значит — быть спартанцем!
Посвящать наставника в подробности своего внутреннего разлада — является ли сама она настоящей спартанкой? — Лисандра, понятное дело, не стала.
Катувольк сменил тему:
— Тит решил, что вам, новеньким, будет полезно побольше общаться с ветеранами. Для этого сегодня вечером будет общее празднество.
Лисандра хмыкнула.
— Ну что ж. Желаю повеселиться.
— Знаешь что, Лиса, тебе легче будет здесь жить, если ты перестанешь сторониться других женщин. Покамест тебя, знаешь ли, здесь не особенно любят.
Лисандра в это время пыталась сообразить, с какой, собственно, стати он пытался вызвать ее на разговор. Ну да, они оба являлись рабами. С другой стороны, луд был организован по военному образцу. В его иерархии Катувольк был ее начальником. Панибратство между ними едва ли выглядело допустимым, считалось, что подобное скверно сказывается на дисциплине. При этом Катувольк был всего лишь варваром, вряд ли способным вообще уразуметь понятия «авторитет» и «дисциплина», не говоря уже об их воздействии на воинский дух.
— Я здесь не затем, чтобы меня все любили, — сказала она. — Я невольница. Я должна выступать на арене и убивать ради развлечения зрителей.
Катувольк сделался серьезным.
— Девочка, не забывай, что все это дает тебе шанс отвоевать свободу. Хотя я, в общем-то, не об этом. Я к тому, что хорошо бы тебе явиться на праздник. Может, тоже сумеешь повеселиться.
— А я думаю, что тебе не следовало бы со мной разговаривать, — ответила Лисандра. — Если тебя так волнует всеобщая любовь, то учти, что было бы лучше, чтобы никто не заметил, как я болтаю с наставником. Катувольк выглядел так, словно она вкатила ему пощечину.
— Как хочешь, — коротко проговорил он и поднялся. — Я пытался замолвить за тебя словечко Нестасену, поскольку мне казалось, что он слишком уж на тебя наседает, но теперь вижу, что ошибался. Ты вполне заслуживаешь всех шишек, которые на тебя сыплются. Есть законное право гордиться своим наследием, а есть гордыня и заносчивость. Чувствуешь разницу?
— Варвар взялся философствовать, — хмыкнула Лисандра. — С ума сойти можно!
На лице Катуволька проступили красные пятна, он повернулся и зашагал прочь.
Лисандра проводила его взглядом. На самом деле она была не слишком довольна собой, но принять его дружеские поползновения значило бы явить недопустимую слабость. Девушка нахмурилась, начиная подозревать, что этот разговор можно было провести и получше. Раздумывая об этом, она вновь повернулась к учебной площадке, но Сорина с Эйрианвен уже кончили бой и теперь занимались растяжками, расслабляя и успокаивая мышцы.
