— Что?! — гневно перебил его Гальба.
Охнул, теперь уже открыто, Гарпократ. Уставился в пол, боясь даже дышать, Каллист. Лишь Паллант, не потерявший самообладания, с интересом посмотрел на Нарцисса.
Аппий Силан был вторым (или третьим) мужем матери Мессалины.
— Ты хочешь, чтобы цезарь променял государственные дела на историю варваров, разгромленных нашими предками? — брызжа слюной, закричал Силан.
— Это просто издевательство над особой цезаря! — заволновались римляне.
— Самое настоящее оскорбление императорского величества, за которое нужно немедленно сбросить с Тарпейской скалы!
— Цезарь! — выступив вперед, со свойственной ему прямотой предупредил Гальба. — Прикажи страже наказать этого бывшего раба, или я сам заставлю его уважать римские обычаи!
Клавдий жестом остановил разгневанного сенатора, и Нарцисс спокойно докончил:
… А также историю вашего великого Рима, Карфагена, Египта, Сирии и вообще, как верно заметил достойнейший Луций Вителлий, историю народов всей земли!
Да ниспошлют тебе для этого боги здоровья и сил! — торопливо добавил Паллант, поняв вслед за Нарциссом, что одолеть сенаторов можно, только играя на этой, главной струне огромной безвольной лиры, имя которой — Клавдий.
Спасибо, друзья мои, за то, что вы так понимаете своего цезаря! — растроганно пробормотал император и, переходя на язык Гомера, приветливо улыбнулся: — Разделите хоть несколько труд с ним жестокий![17]
— Несколько? — переспросил Силан и, закрывая собой Клавдия от эллинцев, воскликнул: — Да мы готовы взвалить на свои плечи все, что прикажешь!
— Все бремя императорской власти! — с готовностью подтвердил Гальба. — Только прикажи!
— Это… правда?! — обрадовался Клавдий, для которого и эти слова показались созвучными его утренним думам, а так как они прозвучали из уст сенаторов, то и особенно приятными.
Окончательно повеселев, он принялся обнимать по очереди римлян, одаривая каждого искренним, признательным поцелуем. Последним к нему подошел Сенека.
Клавдий поцеловал его и, встав с кресла, направился к поднявшимся на помост эллинам. Но тут же перед ним неожиданно вырос Силан, а Афер, взял под локоть и, отвлекая пустячной просьбой, повел к креслу.
Императору не оставалось ничего другого, как радушно махнуть рукой донельзя огорчившимся вольноотпущенникам.
Удобно разместившись в кресле, он взглянул на клепсидру и, увидев, что до начала приема еще несколько минут, спросил:
— Друзья мои, угадайте, кто приснился мне сегодняшней ночью?
— Юпитер? — почтительно осведомился Афер.
— Нет! — ответил за Клавдия Вителлин Старший и шепотом, но так, чтобы было слышно цезарю, добавил: — И очень жаль, ибо это был бы разговор двух равных собеседников!
— Тогда Гомер? — предположил Сенека, вспомнив, что император начал свою беседу со стихов великого поэта.
Клавдий отрицательно покачал головой.
— Мессалина? — громко спросил Силан, желая подчеркнуть, что цезарь женат на его падчерице.
— А может, Тит Ливии? — подступил к самому креслу Нарцисс, решив, что настало время для новой атаки на цезаря.
И он не ошибся в своих расчетах. Сердце Клавдия дрогнуло.
— Увы, друзья, — благодарно дотронувшись до руки вольноотпущенника, вздохнул он. — Мне приснился всего лишьГай Цезарь…
— Гай? — побледнел Афер.
— Цезарь?.. — озадаченно переспросил Сенека.
— Калигула?! — уточнил Силан.
— Да-да, мой племянник! — кивнул Клавдий и, рассказав весь сон от начала до конца, спросил: — Что все это может означать для меня?
— Только хорошее! — поспешил заверить его Вителлий Старший. — Видеть свою смерть во сне — всегда к удаче!
— Но цезаря не убили, а только пытались это сделать, что далеко не одно и то же для верного толкования сна! — резонно заметил Каллист.
— О, боги, быть может, хотели даже обезглавить! — в непритворном ужасе вскричал Силан.
— Погоди! — остановил его Клавдий, заинтересовавшись словами вольноотпущенника. — Я вижу ты, Каллист, неплохо разбираешься в сновидениях?
Эллин обрадовано кивнул:
— Да, цезарь! Я специально брал уроки у лучших толкователей снов, чтобы знать, что будет со мной завтра…
— Стало быть, ты даже знаешь, что будет с тобою сегодня? — с деланным уважением спросил Афер, перемигиваясь с Гальбой.
— Ничего страшного, уверяю тебя, хоть я и не умею толковать сны! — улыбнулся побледневшему Каллисту Клавдий. — Говори, но учти — мне нужна одна только правда!
— Воля твоя! — поклонился Каллист. — Если тебя собирались обезглавить, вот тебе для сравнения похожий случай. Одному провинциалу приснилось, что он тоже остался без головы, и вскоре ему было даровано римское гражданство. Не гневайся, цезарь, но твой сон не к добру!
— Но почему? Почему?! — удивленно вскричал Клавдий. — Ведь получить римское гражданство — великая честь для чужестранца!
— Я же говорю, что нужно научить этих эллинов уважать наши обычаи! — напомнил Гальба.
— Возможно, — не глядя на сенатора, ответил Каллист и многозначительно шепнул Клавдию: — Но тот человек, согласно этим обычаям, лишился прежнего имени и положения…
— Ты хочешь сказать, что я тоже… — не в силах вымолвить до конца то, что мелькнуло у него в голове, ахнул император. — А… если мне просто хотели пронзить грудь?
— Ничего себе «просто»! — зябко передернув плечами, пожаловался Аферу Силан. — Тогда следующими были бы мы с Мессалиной!
— Увы, Цезарь! — подумав, развел руками Каллист. — И в этом случае мне нечем утешить тебя. Если бы ты был молодым, это означало бы — новую любовь. Но, прости, в твои годы и при твоем здоровье ранение в грудь предсказывает самые печальные вести…
— Замолчи! — прикрикнул на вольноотпущенника Вителлий Старший. — Наш цезарь моложе всех нас! Красивее! Здоровее!
— И он еще воспылает новой любовью к своей прекрасной жене! — подтвердил Силан, не на шутку озадаченный словами эллина.
Клавдий досадливо отмахнулся от льстивых сенаторов и поднял глаза на Нарцисса:
— Ну, а что скажешь ты? Тоже станешь пугать меня?
— Нет, цезарь, скажу, что если уж тебе приснился такой сон, то нужно сделать все, чтобы отвратить его! — решительно заявил вольноотпущенник. — Лично я всегда считаюсь с дурными сновидениями и плохими приметами, и уверен, что только благодаря этому не могу пожаловаться на свою жизнь!
— И как же ты с ними борешься? — подался вперед император.
— Очень просто, — ответил Нарцисс. — Если мне дорогу перебежит ласка или какой другой мелкий зверек, то я всегда жду, чтобы передо мной прошел кто-то другой, а если очень спешу, то бросаю три камешка через дорогу!
