Глава 5
В конце июля Луи де Монферай получил приказ от Его светлости герцога Бургундского о выступлении в поход бригандов-наемников. Бриганды должны были присоединиться к войскам виконта Понтремоли в Туринском княжестве недалеко от Гаттинары. Наемники ликовали: наконец-то, война! Можно будет пополнить тощие кошельки. Предполагалось, что после выступления наемников из Безансона, город сразу же займут регулярные войска герцога, и в округе воцарится долгожданное спокойствие.
В крепости началось оживление – готовились к долгожданному походу. Маркитантки закупали припасы, вино, обувь, одежду и загружали в повозки. Аделина, Аньез и Люси на полученные деньги снарядили свою повозку богаче своих товарок. Де Флок осмотрел свой бриганд. Вид, конечно, у наемников был потрепанный, но капитан решил: ничего, в Гаттинаре разживутся.
В Туринское княжество бриганды вступили с территории Лангедока. Через три дня перехода по Туринской территории наемники достигли окрестностей Гаттинары и присоединились к войскам виконта Понтремоли.
Его войска безуспешно вели осаду города уже месяц. Периодически палили из фальконетов[29] и передвижных бомбард[30] по стенам города, но стены были сложены слишком надежно, и маломощная артиллерия не причиняла им существенного вреда. Выход был один – брать Гаттинару штурмом, но княжеские войска, состоявшие в основном из германских наемников, энтузиазма отнюдь не проявляли.
Луи де Монферай поставил условие Понтремоли:
– Виконт! Предлагаю достичь consensu[31]! Мои люди возьмут город штурмом: потери будут большие. Вы должны отдать город на полное разграбление! Иначе, бургунды будут стоять под стенами, так же как и ваши германцы. Обещайте!
Виконт задумался. Он прекрасно понимал, если отдать город на волю бургундских бригандов, то он останется фактически ни с чем. Понтремоли сам жаждал добычи, и упускать ее не собирался. Поэтому он принял решение:
– Хорошо. Выхода у меня нет. Даю вам слово Понтремоли. – Пообещал алчный виконт, а сам подумал: «Пусть возьмут город, а там мои германцы наведут порядок…»
Вскоре была предпринята первая попытка штурма после предварительной артподготовки. Она захлебнулась почти сразу же. Бургунды поняли: Гаттинара – крепкий орешек, просто так наскоком ее не возьмешь. Зализав раны и похоронив погибших, через несколько дней попытку повторили. На этот раз бургунды проявили большее упорство. Осажденная крепость метко отстреливалась из луков, аркебуз[32], бландербасов[33] и метательных машин, атакующие падали со штурмовых лестниц гроздями.
Потери были значительны. Бриганды отважного капитана Ла Гитэна погибли полностью вместе с ним. Ряды наемников существенно поредели. Среди бургундов зрело недовольство. Луи де Монферай прекрасно понимал, еще два-три подобных штурма и воевать будет не с кем. Виконт Понтремоли, напротив же, берег своих людей, предоставив бургундам полную свободу действий. Для него было главным достичь цели – заполучить Гаттинару. На войне все просто, но самое простое в высшей степени трудно.
После недели пребывания бургундов под Гаттинарой, прибыл сам князь с личной свитой. Он возмущался положением дел, сетовал на то, что зря платит наемникам, поскольку от них нет никакого толка. Понтремоли пытался возразить:
– Ваше светлейшество! Стены города непреступны, наши фальконеты и бомбарды маломощны и бессильны перед их толщиной. И так погибла едва не половина бургундов.
– Виконт Понтремоли, я не желаю ничего слышать! – ярился князь. – Если вы не овладеете Гаттинарой через неделю, то я конфискую все ваше имущество и земли. И поверьте вы никогда не получите от меня ни одной инвеституры[34]!
Понтремоли сник, он прекрасно знал: князь слов на ветер не бросает. Выход представлялся только один – пойти на приступ вместе с наемниками и погибнуть, чтобы избежать позора.
…Капитан де Флок пребывал в удрученном состоянии, потеряв половину людей. Хорошо, хоть Ла Гир, Ксентрэй и Кастельмар остались живы.
– Если так дело пойдет и дальше, мы все здесь передохнем. Будь прокляты стены Гаттинары, сколько людей полегло! – возмущался де Флок. При штурме стрела вражеская повредила ему правый наплечник, слегка задев мягкие ткани. Аделина ухаживала за своим возлюбленным, постоянно меняла повязку, рана затягивалась и была не опасной.
– Чтоб они рухнули, черт бы их побрал! – поддержал Ла Гир. Люси протянула ему чашу вина. Он жадно припал к ней, постоянно чертыхаясь.
– Да, точно. Рухнули… А это мысль. Надо, чтобы стены рухнули… – задумался Шарль.
– Ха-ха! Тогда нам придется ждать землетрясения, – засмеялась Аньез.
– Нет, не придется. Я придумал: в бочку заложим порох, к ней привяжем длинный шнур. Когда бочку подкатим к воротам, шнур запалим… ворота взорвутся, – коротко изложил Шарль свою идею.
Все посмотрели на него с нескрываемым изумлением.
– Задумка прекрасная! Только пока вы будете бежать к воротам, дорогой барон, вас расстреляют со стен лучники и арбалетчики. Поверьте мне на слово: вы превратитесь в мертвого ежа, – высказался Ксентрэй.
– Слова ваши вполне благоразумны, – согласился Шарль. – Можно проделать это ночью, когда военные действия прекратятся. А, чтобы не превратится в ежа, я надену нагрудник и сервильэр[35]. В городе опомниться не успеют, как ворота разлетятся на части. В случае чего, прикроете меня, отвлечете дозорных на башнях. – Барон говорил столь убедительно, что его план был принят безоговорочно.
Ночью, когда осажденный город погрузился в сон, Аньез и Аделина разделись догола и в отблесках луны появились на безопасном расстоянии от дозорных лучников крепости.
Они обливали себя вином, призывно кричали:
– Гаттинары, идите к нам! Мы бедные женщины, бургунды нам не платят, мы истосковались по сильным состоятельным мужчинам. Выпейте с нами вина!
Дозорные чуть с башен не попадали от такого зрелища. Вдобавок, к своей наготе, Аделина и Аньез устроили танцы, напевая и бесстыдно виляя бедрами. В то время, пока женщины развлекали гаттинар, Шарль облачившись в латы, подкатил бочку с порохом к воротам, запалил шнур и тут же отпрянул в сторону. Почти сразу же раздался сильный взрыв, ворота разлетелись в разные стороны, дозорная надвратная башня рухнула – путь в Гаттинару был свободен.
Лагерь Бургундов моментально проснулся и был готов к штурму. Храбрые бриганды де Флока ворвались первыми, круша все живое на своем пути. Храбрость – это желание жить, нередко превращаясь в готовность умереть. Шарль никогда не убивал людей и впервые принимал участие в сражении, если не считать предыдущего неудачного штурма города. Но запах крови, и близость добычи подстегнули его. Барон рубил мечом-дуриндарте[36] направо и налево, затем – фальшионом[37], рассекая кольчуги защитников города, не отставая от де Флока, Ла Гира и Ксентрэя.
