Уильям Дитрих - Мятежная дочь Рима

Из-под арки на противоположной стороне стены тянуло жаром не угасшего еще костра и омерзительным запахом горящей человеческой плоти. Сама арка вместе с крышей едва не рушилась наземь под тяжестью мертвых, а сквозь нее виднелось поле, сплошь заваленное трупами римлян и их лошадей. Откуда-то издалека, из-за пелены снега, слышался заунывный вой кельтов.

На лице Гальбы застыло выражение угрюмого удовлетворения. Все случилось именно так, как он задумал. В глазах Рима именно он стал спасителем.

Привалившись к каменной стене, стояли те из отряда петрианцев, кто из засады пытался ударить варварам в тыл, — горстка перемазанных грязью и кровью, валившихся с ног солдат. Гальба окинул взглядом их посеревшие лица — теперь они вновь стали его людьми.

— Где Марк Флавий? — крикнул он, ни к кому не обращаясь.

Ему показали куда-то в сторону:

— Вон там. Он пал как герой — умер стоя, как и положено мужчине.

Тело префекта свесилось, удерживаемое лишь веревкой, крест-накрест охватившей его грудь, обагренные кровью руки Марка безвольно покачивались в воздухе, одна нога отставлена назад. В лице Гальбы не дрогнул ни один мускул.

— Так и есть. Что ж, мы похороним его с положенными герою почестями.

Кельты не вернутся, с мрачным торжеством подумал старший трибун. Во всяком случае, в ближайшие дни нового нападения можно не опасаться, а это даст ему необходимое время, чтобы добавить несколько завершающих штрихов, и тогда картина будет полной. Вождь варваров угодил в плен, стало быть, кельты обезглавлены. Он победил. Он добился всего, чего хотел, — и это всего лишь за одно утро! Префект мертв, Каратак в цепях, оскорбившая его женщина в тюрьме — стало быть, не осталось никого, кому бы вздумалось оспаривать у него лавры победителя! Пройдет совсем немного времени, и он улучит минутку, чтобы навестить эту гордую римскую красавицу и…

Внезапно откуда-то из густой тени до него донесся странно знакомый голос:

— Что с Валерией?

Гальба, вздрогнув от неожиданности, обернулся. Савия! Она скорчилась вместе с другими под аркой, камни которой потемнели от сажи и еще хранили на себе следы недавней битвы. Укутавшись в изодранный плащ, старая служанка вытянула шею, напряженно глядя на него, лицо ее было перемазано копотью, но даже грязь была бессильна скрыть его бледность. «Что она здесь делает?» — удивился Гальба.

— Встань, женщина.

Савия послушно поднялась на ноги. Гальба окинул взглядом знакомую фигуру — похоже, Савия изрядно похудела за этот день, прикинул он про себя. К тому же она явно еле держится на ногах от усталости, зато выражение лица в точности как всегда — тупое, полное молчаливой покорности. Как он ненавидел эту собачью преданность!

— Я служанка госпожи, — тихо напомнила она.

— И что ты делаешь здесь, среди воинов? Ведь тут совсем еще недавно кипела битва!

— Я последовала за кельтами в надежде отыскать свою госпожу. А во время нападения воины потащили меня за собой. Сама не понимаю, как я тут оказалась…

— Твоя госпожа в тюрьме. Я велел запереть ее вместе с телом ее убитого мужа — таково наказание за супружескую измену и предательство.

Савия бросила на него взгляд — в глазах ее Гальба прочел не удивление, но печаль. Ей уже все известно, внезапно сообразил он. Старая карга с самого начала знала, что он задумал! Возможно, наилучшим выходом из положения было бы ткнуть ее копьем, разом покончив с этим, но… «Впрочем, кому какое дело, о чем болтает старая рабыня? — решил он. — Кто ей поверит?» К тому же старая квочка может ему помочь. Возможно, ей удастся втолковать своей упрямой госпоже, что у нее попросту не осталось выбора. Гальба давно уже понял, что каждого человека можно использовать в своих целях, нужно лишь понять, как это сделать.

— Это означает, что твоя судьба — в моих руках, — угрюмо добавил он.

— Ты собираешься убить и Валерию? — очень спокойно вдруг спросила она.

Гальба, спрыгнув с коня, подошел к ней так близко, чтобы никто из его людей не мог услышать то, что он собирался ей сказать. Обагренный кровью, весь мокрый от пота, он придвинулся почти вплотную. Шрам, надвое рассекавший его бороду, казалось, стал еще глубже.

— Слушай меня внимательно, рабыня, — хрипло прошептал он. — У твоей госпожи остался только один-единственный шанс — всего один, поняла? Если ты поможешь мне, тогда и я, в свою очередь, сделаю все, чтобы помочь тебе. Но если ты попытаешься мне помешать, тогда я уничтожу тебя — точно так же, как уже уничтожил всех, кто имел смелость бросить мне вызов. Ты меня поняла?

Савия угрюмо кивнула.

— Только я теперь могу спасти Валерию. Ты согласна?

Савия ничего не ответила, не сводя с него широко распахнутых глаз.

— А теперь пошли. Пришло время повидать твою госпожу.

Гальба вихрем ворвался в дом командира гарнизона, распахнув дверь жестом человека, который уже считает его своим, черный плащ нетерпеливо вился и хлопал его по ногам, словно крылья огромной летучей мыши. Савия торопливо семенила следом за ним.

— Я пришел увидеть Валерию! — рявкнул он.

Рабы с испуганным видом шмыгнули в разные стороны и попрятались по углам при одном только виде его — весь с головы до ног покрытый кровью своих врагов, Гальба был настолько страшен, что холодела кровь. Сапоги его были заляпаны грязью, на лице написано мрачное торжество. Весь его вид показывал, что он не намерен ждать. Не дожидаясь Савии, Гальба взлетел по лестнице, которая вела в спальные покои хозяев дома — именно там по его приказу была заперта Валерия, — и сапоги его прогрохотали по ступенькам, словно рокот боевого барабана. Десятки колец, свисавших с его пояса на цепи, мелодично звенели, словно торжествуя победу, меч в ножнах отбивал такт, хлопая его по бедру. Двое солдат, стоявших возле дверей спальни на страже, почтительно вытянулись, поедая глазами своего начальника.

— Отоприте дверь!

Солдаты мгновенно повиновались, и дверь распахнулась. Звук отодвигаемого засова заставил Валерию вскочить — прижавшись спиной к стене, она застыла с искаженным тревогой лицом. Судя по ее испуганному виду, она не имела ни малейшего понятия, кто следующий отопрет эту дверь. Конечно, звуки битвы долетали и сюда, но кто вышел из нее победителем, Валерия даже не догадывалась. Вид стоявшего в дверях Гальбы заставил ее оцепенеть. Вся кровь разом отхлынула от лица, когда Гальба, сделав шаг, вошел в ее комнату.

Ноздри Гальбы затрепетали. В комнате не было окон, внутри стояла жуткая духота. Единственный масляный, светильник больше дымил, чем горел, — во всяком случае, света от него было намного меньше, чем гари и копоти. За все это время Валерии так и не дали возможности помыться, и сейчас она опять выглядела почти такой же грязной, как и в тот день, когда вернулась в крепость. Глаза ее опухли и покраснели от слез, одежда безнадежно измялась. Сейчас ни один человек не признал бы в ней римлянку из знатной семьи.