новую администрацию нисколько не смущал вопрос о правомерности вторжения на территорию другого государства по причине осуждения правителей этого государства. Если угнеталось меньшинство, то оно было право во всех отношениях, и хоть трава не расти.
В эти плодородные годы плодилось и законодательство. Принятый в 1998 году Закон о правах человека превратил Европейскую конвенцию о правах человека в «местные» нормы. Тори выступили против Закона о минимальной заработной плате того же года, утверждая, что он приведет к безработице. Не привел – и это несбывшееся пророчество не сильно улучшило репутацию консерваторов. Ограниченная автономия Уэльса и Шотландии принесла новые, непредвиденные перемены. Блэр любил взывать к «британскому народу», но на фоне возрождения кельтской идентичности произошел некий кризис идентичности английской. Западнолотианский вопрос [148] не утрачивал актуальности: это была аномалия и – поговаривали некоторые – несправедливость. Депутаты из Шотландии, Уэльса и Северной Ирландии голосовали в британском парламенте по чисто английским проблемам.
Вопрос о евро терзал кабинет Джона Мейджора. Блэр заверял публику в своей поддержке новой валюты, но его канцлер не разделял этого энтузиазма и объявил о пяти «тестах», необходимых для вхождения Британии в еврозону. Критический вопрос был – возможно ли достичь сближения экономических показателей с другими европейскими государствами и достаточно ли они гибкие? Ответ оказался слишком нагружен сомнениями, и идею введения евро отвергли. Создавая «пять тестов», Гордон Браун черпал вдохновение в тэтчеризме, но несмотря на это, тори отозвались о них пренебрежительно.
Вне всяких сомнений, в одном отношении у лейбористов наблюдался дефицит. Там, где тори могли открыть и разработать богатый и разноцветный пласт скандала, включая сексуальные похождения, взяточничество и извращения, новые лейбористы могли предложить только чахлый пучок финансовых нарушений. В январе 1998 года сын министра внутренних дел Джека Стро получил полицейское предупреждение, признавшись в том, что у него есть марихуана. Сам Стро как раз недавно заявил, что не поддержит легализацию наркотиков. Однако большинство скандалов принадлежало к категории «Джеффри Робинсон». Консерваторы обвинили государственного казначея Робинсона в лицемерии после того, как выяснилось, что он не зарегистрировал офшорную компанию, при этом отменив налоговые льготы на сбережения свыше 50 000 фунтов стерлингов. Тоскливая, натужная попытка. Разоблачение стороннего романа Робина Кука оказалось более трагическим, чем комическим. Консерваторы тем временем утвердили новую процедуру выборов партийного лидера: окончательное решение принимали члены парламента, но новые правила давали право голоса всем членам партии, что неизбежно вело к крену вправо.
Назрела необходимость заняться проблемой ограниченных возможностей, и правительство утвердило программу «от социального обеспечения к труду», призванную вытащить безработных из зависимости от пособий. Мартовский бюджет 1998 года, написанный в том же духе, сулил «работу тем, кто может работать, и обеспечение тем, кто не может». За громкими лозунгами не стояло ничего такого, что не одобрила бы сама Тэтчер. Однако недовольство по-прежнему процветало. Весной Сельский альянс провел 200-тысячный марш на Лондон. Сам альянс зародился частично как реакция на частный законопроект о запрете охоты с гончими, но также в связи с якобы равнодушием администрации к проблемам сельской местности. За время премьерства Блэра таких публичных протестов случится немало. Альянс редко выигрывал в сражениях, но само его существование уже служило дурным знаком. Старая пропасть между столицей и остальной страной в последующие годы станет только шире.
В сентябре 1998 года самыми животрепещущими оставались международные вопросы. Правительство подтвердило, что предоставит гражданство Соединенного Королевства 100 000 человек из оставшихся британских зависимых территорий. Количество заявок на предоставление политического убежища увеличилось на 6000. Тихим, но резонансным следствием появления женщин в парламенте стало решение крикетного клуба Marylebone принимать не только мужчин. На столь ранней стадии пребывания у власти любое правительство было бы склонно фонтанировать обещаниями; тем не менее эти шаги говорили как минимум об очень благих намерениях.
1999 год выдался таким же бурным, как и предыдущий. В январе ушел в отставку с поста лидера либерал-демократов Пэдди Эшдаун. Бывшая жена Робина Кука написала книгу, публиковавшуюся частями в Times, где утверждала, что, по ее мнению, Кук «продал душу дьяволу», отвернувшись от своих социалистических принципов ради режима Блэра. Букингемский дворец объявил о помолвке принца Эдуарда с Софи Рис-Джонс, фотографии которой частенько изображали ее в позах и стиле, напоминающих о недавно почившей принцессе Уэльской.
Производство все быстрее приходило в упадок. Журнал Economist писал, что в июле 1999 года занятость на фабриках составила на 57 000 человек меньше, чем в феврале 1996-го. Самое масштабное сокращение произошло по решению British Steel – до 10 000 рабочих мест. В Саут-Крофти закрылся последний оловянный рудник, тем самым завершив 300-летнюю историю добычи этого металла в Корнуолле. В 2001 году его заново открыл новый владелец, валлийский горный инженер; с тех пор он остается единственным все еще действующим месторождением олова в Европе. За исключением Крофти, горной промышленности нечем было похвастаться. Закрылась старейшая угольная шахта Британии в Аннесли-Бентинк. В других местах дела тоже шли неважно. Компания Fujitsu объявила, что закроет завод по выпуску полупроводников вблизи Ньютон-Эйклиффа. Конгресс тред-юнионов подталкивал правительство предпринять «корректирующие меры». Блэр сочувствовал, но ясно дал понять, что не станет вмешиваться в «перипетии» мировых рынков, а вместо этого обещал «помочь пострадавшим».
Имевшие глаза видели очевидные, хоть и скромные достижения. British Aerospace приняла руководство Marconi defence electronics arm концерна General Electric, став крупнейшей в Европе оборонно-космической компанией. Появлялись знаки прогресса и в других сферах. В соответствии с Протоколом 6 Европейской конвенции о правах человека официально запретили смертную казнь.
В феврале 1999 года был опубликован Отчет Макферсона о деле Стивена Лоуренса. Публика широко обсуждала противоречивое использование в нем термина «институциональный расизм» для описания работы полиции Большого Лондона, хотя при внимательном чтении этого документа выявляется весьма осторожный подход:
Жизненно важно подчеркнуть, что ни научные дебаты, ни представленные свидетельства не приводят нас к выводу и заключению, что обвинение, согласно которому институциональный расизм в MPS [Metropolitan Police Service, полиции Лондона] существует, подразумевает, что сами установки MPS как таковой – расистские. У нас нет доказательств этого… Расизм может проявиться в процессе реализации этих установок, в словах и делах сотрудников, действующих вместе.
Это последнее предложение намекает на сложившуюся ситуацию, когда даже чернокожие офицеры – по их признанию – оказываются причастными к такого рода случаям. Очевидно, что-то такое просачивалось сквозь зазоры в официальных установках.
Правительство потерпело три поражения в палате лордов, пытаясь отменить наследственное членство в ней. Сам Блэр признавался в некоторых теплых чувствах к ало-горностаевому святилищу, но недоумевал: «Я просто не понимаю, какое отношение оно имеет к сегодняшней Британии». Закон о палате лордов 1999 года сократил число наследственных пэров до девяносто одного; таким образом, великое реформирование верхней палаты наконец произошло. Однако если Блэр или его преемники воображали, что выборная верхняя
