— Как и всем нам. Такова война, и тут уж ничего не поделаешь. А мой господин очень занят. Ты же сама видишь — ему сейчас не до тебя.
— Что происходит? — Савия, привстав на цыпочки, поверх его плеча удивленно разглядывала царившую во дворе суматоху, суетившихся рабов и жарко пылающий костер. — Неужели Люсинда решила уехать? Но почему? Ведь Рим победил.
— Рим одержал победу в сражении — но не в войне. До нас дошли слухи о том, что варварам удалось прорваться через Адрианов вал во многих других местах, и с каждым часом поступают новые, еще более страшные вести. Герцога нет, он в отъезде. И взбунтовались не только пикты и племя Аттакотти. Скотты, франки, саксы — все поднялись против Рима. Моя госпожа решила, что в Эбуракуме будет безопаснее. А может, лучше и вовсе отправиться в столицу, в Лондиниум.
— О боги! Но ведь именно из-за этого я здесь! Моей госпоже грозит страшная беда, которую нужно предотвратить! И не только ей одной — опасность нависла и над крепостью, и над всеми, кому удалось уцелеть! Мне нужно срочно поговорить с твоим господином. Речь идет о Гальбе!
— Моему господину больше нет дела до Гальбы. Впрочем, как и Гальбе когда-то не было дела до префекта, — со злобой прошипел Гален. — Мой господин устал от предательства! Во что только превратились петрианцы! Тьфу! Солдаты подавлены, командиры думают лишь о себе! Если кельты вновь нападут, мой господин не уверен, что мы сможем оказать им сопротивление.
— Так ведь именно об этом я пришла поговорить с центурионом Фалько! Об этом и о справедливости Рима!
— О справедливости, значит? — хохотнул Гален. — Где ж ты ее найдешь, эту самую справедливость? Да еще в наше время!
— Речь идет об убийстве! — округлив глаза, прошептала Савия. — Помнишь того раба, которого убили? Его звали Одо…
— Одо? — нахмурился Гален. — Так это дело прошлое. Все забыто и похоронено. — Однако по голосу Галена было ясно, что Савии удалось пробудить в нем любопытство.
— Нет! Если хочешь знать, друиды выкопали из земли его тело и тайно перевезли на север от Вала. Каким-то известным только им способом они оживили его! И когда они везли его туда, Одо заговорил в последний раз. Он назвал имя своего убийцы! Так вот, его прикончил вовсе не тот юноша! Не юный Клодий, на которого все думали!
— Ради всего святого, о чем ты, женщина?!
— Я хочу сказать, что петрианцы вот-вот попадут в лапы человека не просто безнравственного, но самого настоящего преступника! Впрочем, думаю, твой господин и сам уже об этом догадывается. Дай мне поговорить с ним — я сама ему все объясню.
Они отыскали центуриона в его кабинете, когда он давал распоряжение управляющему обязательно перегнать стадо коров в близлежащий лесок. Совсем захлопотавшаяся Люсинда бегала из комнаты в комнату, на ходу отдавая приказы, — ну вылитый генерал, подумала Савия.
— В чем дело? — раздраженно рыкнул на Галена Фалько, когда они с Савией появились на пороге.
— Эта рабыня сказала, что у нее есть какие-то важные новости об Одо. И что дело не терпит отлагательств.
— Не терпит отлагательств, говоришь? И это когда вся Британия под угрозой! Чушь! Одо и его убийца давно мертвы и похоронены!
— А вот в этом ты ошибаешься, центурион, — вмешалась Савия. — Я пришла к тебе, потому что ты сейчас единственная надежда моей несчастной госпожи. Только ты можешь спасти ее. Может, ты помнишь рукоять того ножа, которым зарезали Одо?
— Это был обеденный нож. Клодий стянул его со стола во время свадьбы, — буркнул Фалько.
— Это мог сделать не только он, но любой из тех, кто был приглашен к тебе в дом. В том числе и Гальба.
— Ты обвиняешь в убийстве моего нового командира? — вытаращил глаза Фалько. — Но зачем Гальбе убивать Одо? Между ними не было ссоры.
— Он зарезал Одо, чтобы бросить тень подозрения на Клодия. Чтобы спровоцировать нападение на священное ущелье друидов! Чтобы заставить мою госпожу отправиться в такое место, где ее наверняка захватили бы варвары.
— Но это нелепо!
— Старший трибун водил тебя за нос. И тем самым обесчестил тебя, господин.
Фалько почувствовал, что начинает терять терпение.
— Не могу сказать, что мне так уж нравится Гальба Брассидиас… но ведь доказательств у тебя нет…
— Только слова мертвого человека. Того, кого он зарезал.
— Что-о?!
— Тебе известно, что кельты выкрали тело Одо?
— Да… помнится, мне об этом сообщили.
— Так вот, тело его отвезли на север, чтобы вернуть скоттам, его народу. Это было сделано по приказу друида, имя которого Кэлин. Я сама разговаривала с ним. Теперь он пленник в крепости, я втайне от всех пробралась к нему… и вот тогда-то он и напомнил мне об одной очень странной вещи. Дело в том, что когда они обмыли и одели тело бедного Одо и хотели по древнему обычаю положить ему в рот монетку, произошло нечто такое, что трудно объяснить… во рту у него что-то было.
— Что было?
Савия протянула к нему руку. На ладони рабыни блестело кольцо — такое, какое обычно носят воины: тяжелый золотой перстень с красным камнем.
— Ты узнаешь его?
Фалько, приоткрыв от изумления рот, отшатнулся.
— Наша вылазка… та самая, когда мы отправились помочь старому мошеннику Като вернуть угнанный у него скот! — ахнул он. — Гальба снял этот перстень с руки мертвого вождя, которого он убил! Именно во время этого самого сражения попал в плен Одо!
— Пересчитай кольца, которые висят на поясе у Гальбы. Думаю, ты сразу заметишь, что одного не хватает.
— И что?
— Думаю, Одо сорвал его с цепи перед тем, как умереть.
— Думаешь, он вцепился в пояс Гальбы?
— Уверена. Перстни нанизаны на цепь, словно монетки. В темноте, в спешке или из-за той суеты, что царила перед свадьбой моей госпожи, Гальба, должно быть, попросту не заметил отсутствия одного из колец. Зато его заметил Кэлин — во рту у убитого. Вот и получается, что погибший сам назвал имя своего убийцы.
Лицо Фалько стало мрачным как туча.
— Стало быть, Гальба обманул нас всех… и возвел поклеп на бедного Клодия. — Из груди его вырвался тяжкий вздох. — Однако, учитывая, что творится вокруг, это такой пустяк, о котором даже не стоит говорить. Еще одна жертва… а их тут тысячи. — Он встал, давая понять, что разговор окончен. — Теперь легионом командует Гальба. Если я обвиню его, он попросту прикажет бросить меня в тюрьму… а то и еще хуже — подстроит так, что во время следующего же сражения я буду убит. Хочешь, чтобы у меня появилась возможность самолично расспросить обо всем Одо? Нет уж, дело сделано. Единственное, что мне остается, — это попытаться спасти то, что у меня еще осталось.