Они шли к ларьку. Вова заказывал себе двести граммов, а шоферу пить было нельзя: за рулем не положено. Шофер только платил. Вова залпом выпивал стакан, молодецки крякал, возвращался на шоссе и выбирал очередную жертву.
Вскоре стоустая молва донесла до управления милиции весть о богатыре-автоинспекторе, который целый день глушит водку чайными стаканами без закуси и при этом сохраняет бодрость и зоркость. Начальство, зная, что Бугров человек непьющий, заинтересовалось. Выяснилось, что Бугров заключил с ларечником соглашение, по которому ему наливалась чистая вода, в то время как шоферы платили за водку. На этом автоинспекторская карьера Вовы кончилась…
— Давно было, — угрюмо сказал Вова, когда официальное лицо напомнило об этом печальном эпизоде.
— Согласен. А спекуляция икрой?
— Тоже бросил…
У официального лица манеры были добродушные, голос тихий и даже задушевный, но Вове от этого легче не стало. Наоборот, у него на душе вовсю скребли черные кошки.
— Допустим, — опять согласилось официальное лицо. — А наркотики?
Вова молчал, царапая ногтем край следовательского стола.
— Я спрашиваю: у кого вы покупали наркотики?
— Фамилию не знаю. Махмудом его зовут, — хмуро сказал Вова.
— Это на углу Девятой Параллельной? Возле автоколонки?
— Да.
— Арестован ваш Махмуд. И его ленкоранские сообщники арестованы. Там рыбачок один был, принимал в море иранскую контрабанду. Распутали наконец узелок…
Вова исподлобья взглянул на следователя:
— Я, между прочим, не для себя покупал.
— Знаю. — Голос у официального лица вдруг стал жестким. — Покупали не для себя, а человека угробили.
Вова так и подскочил на стуле.
— Кто угробил? — выкрикнул он. — Сам он себя угробил. Вы, товарищ следователь, бросьте… Я по его сильным просьбам покупал… Думаете, мне…
— Успокойтесь, — негромко сказал следователь. — Я не обвиняю вас. К сожалению, он не мог обходиться без этого… Вы мне расскажите, какие были отношения между Опрятиным и Бенедиктовым.
— Не было у них отношений, — твердо сказал Вова. — Грызлись они меж собой. Как на остров идем, так всю дорогу грызня.
— Из-за чего?
— Это — не знаю. За науку не могу сказать. Меня дальше отсека, где двигатель стоит, Опрятин не пускал. По-моему, не клеилось у них что-то.
Следователь предложил Вове подробно рассказать о последней поездке на остров.
— Значит, вы оставили Бенедиктова в лаборатории, — заметил он, когда Вова Кончил рассказ, — запломбировали дверь и уехали, так?
Вова с искренним удивлением уставился на официальное лицо:
— Кто ж будет пломбировать дверь, если внутри живой человек остался?
— Н-да, живой человек… — Следователь внимательно разглядывал щекастую физиономию собеседника. — Перед отплытием с острова вы к доту не подходили?
— Нет, я с мотором возился.
— А какой у вас с Опрятиным разговор был на обратном пути?
— Вроде не было никакого. Молчал он как сыч…
— Был разговор. Когда вы остановили моторку, чтобы выкупаться.
Вова еще больше удивился.
— Верно, — вспомнил он. — Говорили, что медленно сегодня идем.
— А еще?
— А еще. он спрашивал, на какой пристани сел ко мне Бенедиктов. И не видел ли кто.
— Вот-вот, — кивнул следователь и записал что-то.
«Так говорит, будто в моторке был с нами, — подумал Вова. — А может, Николай Ларионыч ему рассказал?… Ну нет, станет такой гусь по следователям ходить, как же…»
Следователь осторожно вынул из ящика стола плоскую железную коробочку на цепочке и положил ее перед Вовой:
— Узнаете?
Вову прошиб пот. «Влип!» — подумал он и полез в карман за платком.
— Лично мне, — сказал он скучным голосом, — эта железка не нужна. Я ее для научных целей взял.
— Украл, — поправил следователь.
— Пусть по-вашему… — Вова презрительно откинул мизинцем цепочку. — Я ее чуть кусачками тронул — и все… Не для себя брал.
— За кражу из музея придется отвечать.
Вова отвернулся к окну. Вот на чем попался…
— Весьма печально, Бугров. Отзывы о вас в институте положительные… Ну ладно. Пока идите. Вот здесь — подпишите о невыезде.
Опрятин побарабанил пальцами по черному чемоданчику, который лежал у него на коленях, и сказал ровным голосом:
— Вы не смеете возводить на меня такое обвинение. Это клевета.
Следователь молча положил перед собой папку. Немало дней прошло, немало изучил он документов и поразмыслил над ними, прежде чем вызвал на допрос Опрятина.
— Предупреждаю — вы понесете ответственность за клевету.
— Отвечайте на вопросы, гражданин Опрятин, — сухо сказал следователь. — Часто ли вы ссорились с покойным Бенедиктовым?
— Это не имеет значения. В любой работе бывают разногласия, тем более — в научной.
— Почему вы заперли и запломбировали дверь, когда уезжали с острова?
— Неправда. Ключ и пломбир я оставил Бенедиктову.
Следователь тяжелым взглядом посмотрел на Опрятина. Тот спокойно выдержал его взгляд.
— О чем вы спрашивали Бугрова, когда тот на обратном пути остановил моторку для купанья?
— Ни о чем.
Следователь нажал кнопку и сказал вошедшему сотруднику:
— Свидетеля Бугрова.
Вошел Вова. Опрятин даже не взглянул на него.
— Спрашивал, видел ли кто, как Бенедиктов ко мне в моторку садился, — ответил Вова на вопрос следователя. — Они на разных пристанях сели…
— Такого вопроса я не задавал, — спокойно сказал Опрятин.
— Как это — не задавал! — вскричал Вова. Но следователь жестом остановил его.
— Есть еще один свидетель, — сказал он и опять нажал кнопку.
В кабинет вошел Николай Потапкин. Опрятин смерил его безразличным взглядом, потом демонстративно посмотрел на часы.
Николай подтвердил, что разговор между Опрятиным и Бугровым был.
— Смешно и нелепо! — Опрятин пожал плечами. — Даже если между нами был какой-то разговор, то как мог его там, посреди моря, слышать этот молодой человек?
— Свидетель Потапкин плыл с острова Ипатия до города, прицепившись к носу вашей шлюпки, — сказал следователь. — Это проверено. Еще вопрос, товарищ Потапкин: какой разговор произошел между Опрятиным и Бенедиктовым в подземной лаборатории перед… перед исчезновением последнего?
Николай подробно рассказал. Вова недоуменно смотрел на него, приоткрыв рот.
— Признаете, что был такой разговор? — спросил следователь, в упор глядя на Опрятина. — Признаете, что вы крупно поссорились с Бенедиктовым?
