Анатолий Брусникин - Девятный Спас

— Что ты понимаешь, бревно дубовое! Пропаду я без неё! Души своей не спасу! Да, болтает меня из края в край, кидает по волнам. Митьке что сделается, к нему скверна не пристанет! А я без Василисы буду, как безвёсельная лодка в бурном море! Как путник бесприютный в лютую грозу!

Но Ильши он красивыми словами не разжалобил.

— Она тебе не якорь и не крыша над головой. Муж сам должон жене опорой быть, а не лепиться к её силе.

Окрысился на него Алексей:

— Да пошёл ты! Ишь, волю взял, судия!

Схватил мужика за грудки, хотел трясти, но с места не стронул и только сам затрясся. Илья его, рыдающего, тихонько обнял за плечи.

— Ступай, Митрий, к ней. Я его удержу. — И, не в силах видеть перед собой просиявшее Митино лицо, прикрикнул. — Да уйди же ты!

Прижал к себе Алёшку и заплакать не заплакал, но глухо, мучительно замычал, как насаженный на рогатину медведь.

Дмитрию было невтерпёж явиться к Василисе при новом звании и прежнем имени, но сватовство — дело чинное, жених к невесте в лохмотьях не ходит. Поэтому сначала брандмайор завернул в Лоскутный ряд и принарядился согласно своему чину. Купил в долг красный кафтан с позументами и златыми пуговицами, шляпу с перьями, и прибыл в Кривоколенный переулок писаным красавцем. Разгулявшийся над Москвой ветер картинно покачивал плюмажем, серебряные шпоры позвякивали, им в такт стучало сердце.

Только зря всё это было. Командир караула, всё ещё стоявшего перед домом опального гехаймрата, сказал:

— Нет никого. Уехала княжна.

Расстроился Никитин, но не сильно. Разминулись они с Василисой — не беда. Догонит на пути в Сагдеево.

— Сегодня уехала?

— Нет, третьего дня.

— Как так?!

Отчего же тогда они её вчера вечером в Сагдееве не застали?

А офицер, с почтением глядя на замечательный Митин мундир, спросил:

— Ты, сударь, не майор Попов? Барышня, уезжая, письмо оставила.

У Дмитрия потемнело в глазах.

— Попову?!

Неужто премудрый Ильша ошибся, не того жениха выбрал?

— Одному из трёх: господину майору Попову, господину прапорщику Микитенко или мастеру Иванову Илье, — ответил офицер, достав из-за обшлага заклеенный пакет.

— Я Микитенко. Дай!

Письмо, которое Дмитрий прочитал здесь же, у забора, прикрывая листок плечом от ветра, было такое.

«Милые мои братья!

Надеюсь, что вы добыли своё сокровище. Простите, что не попрощалась с вами толком. Боялась, будете удерживать, а другого пути у меня нет.

Нынче Петрушу с дядей повезут по Владимирскому шляху на телеге. За Урал-гору, за реки и озёры, в страну Сибирь. Ну, значит, и мне туда. Со мной двое верных слуг и повозки со всем нужным припасом. Пропасть Петруше я не дам.

Не поминайте лихом вашу Василису, а я буду за вас ежеденно и ежечасно Бога молить. Вы же молитесь Ему за меня, грешную, и за несчастного болярина Петра Зеркалова.

— Что с тобой, сударь? — спросил караульный начальник. — Весь белый стал. Иль злые вести?

Из Никитина словно вся сила вышла. Голова его опустилась, руки обвисли.

Ветер легко вырвал из них листок и завертел-закружил по-над деревянной мостовой.

Тогда Дмитрий встрепенулся, бросился ловить. Бежал так отчаянно, словно и земная, и грядущая его жизнь зависела от того, догонит ли он этот белый лоскут.

Тело (лат.).

Маленький (лат.).

О, мой бедный Иеронимус! (нем.)

Пешком (нем.)

Прошу извинить за дерзость, сударыня (фр.)