— А что, есть надежда, что он сдохнет? — оживился дофин и, прищурившись, посмотрел на королевского любимца.
— Уверенность, — коротко бросил Гиз.
— И поделом! — заключил Анжу. Граф де Лош вопросительно приподнял бровь. — Вообразите, красотка Сов только что заявила, будто шевалье Александр самый красивый мужчина в этом зале…
— Мужчина? — фыркнул Жорж-Мишель.
— …при том, что самый красивый мужчина здесь я, — докончил дофин.
— Ты хотел сказать, я? — возразил Гиз.
— Не подеритесь, — засмеялся Лош. — Или вам обоим вручить по яблочку? Нет, право, дело не в споре между вами, а в стервеце.
Гиз и Анжу взволнованно переглянулись.
— Но, Жорж, посмотри на нас внимательнее, — голос дофина дрогнул. — Сравни нас и его. Неужели ты хочешь сказать, что он… — Генрих де Валуа запнулся. — Скажи правду, кто из нас красивее.
— Честно? — граф де Лош забавлялся.
— Конечно, честно, — подтвердил Гиз.
— Тогда он.
Оба Генриха скрипнули зубами.
— Ничего, — после краткой паузы процедил герцог. — Красавчику недолго ходить по земле.
— Я с тобой в доле, — так же мрачно сообщил Анжу. — Кстати, Виллекье, говорят, наглец убил самого Буасе?
— Не беспокойтесь, ваше высочество, — успокоил придворный бывшего ученика. — Шевалье Александром займется лучший мастер клинка.
Королевский паж последний раз крутанул партнершу и Анриетта запрыгнула ему на руки — танец кончился. Жорж-Мишель с минуту наблюдал за юными танцорами, а затем, улучив момент, когда успокоенные Генрихи принялись обсуждать несносный характер короля Карла, подошел к красавице Невер.
— Мне кажется, кузина, вы не совсем понимаете, с какой семьей породнились, — мягко попенял Анриетте Жорж-Мишель. Герцогиня изумленно подняла на шевалье изумрудные глаза. — Репутация шевалье Александра не такова, чтобы на него могла обратить внимание благородная дама, — произнес граф и сразу же пожалел о своих словах. Дурная репутация мужчин привлекает внимание самых добродетельных женщин, а кузина никогда не была паинькой. С другой стороны, шевалье почудилось, будто Анриетта расстроилась. — А, впрочем, неважно, — отмахнулся граф, всем своим видом желая успокоить даму. — Лучше объясните, что заставило вас броситься в объятия простого пажа. Как я слышал, у вас уже есть поклонник.
В глазах герцогини блеснули слезы.
— Я так несчастна, — прошептала восемнадцатилетняя красавица. — Шевалье де Рабоданж меня бросил.
Граф де Лош невольно улыбнулся.
— Так почему же вы сразу не обратились ко мне за помощью? — еще мягче произнес он. — Я бы вызвал глупца на дуэль.
— И вы это сделаете?! — лицо Анриетты просветлело.
— Нет, — шевалье Жорж-Мишель смягчил отказ еще одной улыбкой. — У меня слишком хорошее настроение, чтобы обсуждать бой на шпагах…
Герцогиня всхлипнула.
— Ну, же, кузина, утрите свои прекрасные глазки. Над шевалье де Рабоданжем будет потешаться весь двор. Обещаю.
Граф де Лош запечатлел на щеке дамы братский поцелуй и отправился танцевать с Аньес двойной бранль. Его сиятельство был доволен собой. Ему удалось утереть нос Гизу, сдержать данное Нанси слово, избавиться от обнаглевшего стервеца и придумать шутку, над которой будет хохотать весь двор.
День был прожит не зря.
Глава 41
Ночью все кошки серы
Шевалье Александр шел на свидание с принцессой. Непризнанный принц Релинген возвращался со свидания со шлюхой. Мир перевернулся, но, к счастью, ни один шевалье, ни второй об этом не догадывались.
За два дня, миновавших со знаменитого бала, и за одну ночь, которой Анриетта де Невер одарила Александра, королевский паж понял, что если бы не происхождение и титул, прекрасную герцогиню вполне можно было назвать простушкой. К удивлению и почти что восхищению шевалье Анриетта не желала слушать рассказы о Шатле, пытках и казнях, не испытывала ни малейшего пристрастия к слишком уж изощренным любовным играм и вообще не была жестокой. Королевский паж, прежде даже не подозревавший, что среди придворных дам можно обнаружить подобное чудо, вообразил себя влюбленным и даже с некоторой опаской начал прислушиваться к собственному сердцу, не собирается ли оно выскочить из груди.
К счастью, сердце шевалье было крепким и никакими неприятностями Александру не грозило. Зато, приглядевшись к любовным безумствам иных дворян, шевалье де Бретей постарался вести себя как подобает благородному человеку. Прежде всего королевский паж сочинил блазон[12] в честь зеленых глаз герцогини. Затем решил преподнести ей подарок. Наконец, начал мечтать о подвигах, которые обессмертили бы имя возлюбленной. На этих мечтах шевалье каждый раз останавливался. Его подвиги в Лувре носили какой-то односторонний характер и вряд ли могли сделать кому-либо честь. Александр не переставал удивляться, что принцесса ни словом, ни жестом, ни взглядом не напоминала ему о позорном ремесле. Пажу даже казалось, будто герцогиня вовсе не интересуется его жизнью, и это переполняло его признательностью.
Честно говоря, шевалье Александр был не совсем прав. Слова графа де Лош о дурной репутации королевского пажа так сильно подействовали на воображение принцессы, что Анриетта не поленилась расспросить о нем знающих людей. Полученные сведения привели юную герцогиню в восторг. Так графиня де Бетюн сообщила Анриетте, что шевалье Александр лучший любовник Парижа, и это было замечательно. Господин Дормель ворчал, что он наглец, и это было восхитительно. Жийона де Ториньи уверяла, будто королевский паж всегда готов рисковать жизнью ради дамы, и это было прекрасно. А господин д'Обюссон рассказывал, какой он отчаянный дуэлянт, и это было бесподобно. В том, что Александр самый красивый шевалье двора, герцогиню не требовалось убеждать, а рассказы о том, что королевский паж берет деньги, и вовсе не произвели на Анриетту никакого впечатления. Юная красавица никогда не понимала разницы между драгоценностями и деньгами. Заказывая мессу в церкви, она могла швырнуть священнику драгоценный перстень, а желая порадовать возлюбленного — сунуть ему в карман туго набитый кошелек.
В общем, впервые в жизни Анриетта ощущала полное и безграничное счастье, и впервые в жизни скрывала его. Красавица-герцогиня очень боялась, как бы какая-нибудь завистница не украла ее радость, и потому назначала свидания Александру с неслыханными ранее предосторожностями, перенеся их из особняка Неверов в прелестный маленький домик на улице Сент-Катрин.
В отличие от пажа граф де Лош даже и не думал о безумствах любви. Во-первых, его сиятельство не собирался искать любовниц среди уличных шлюх, а во-вторых, вообще не нуждался в возлюбленных, коль скоро жена была рядом. Жорж-Мишель готовил шутку, которая не менее месяца должна была веселить королевский двор. Шутка графа мало чем отличалась от злых проказ шевалье Александра, однако quod licet Jovi, non licet bovi[13]. Жорж-Мишель надеялся, что его розыгрыш утешит бедняжку Анриетту, выставит на посмеяние Рабоданжа, а ему самому принесет славу самого остроумного человека двора. Граф де Лош, ни мало, ни много, намеревался выдать шлюху за знатную даму. Шевалье вовсе не считал подобное предприятие невозможным. Уж если знатные дамы с успехом изображали шлюх, что мешало совершить обратное превращение? Трудность Жорж-Мишель видел лишь в одном — необходимо было найти красивую и умную уличную девку, которая, к тому же, была бы достаточно юна, чтобы не хранить на теле следы многотрудного ремесла.
