Но одно дело протестовать и отстаивать свою честь, и совсем другое — решиться на то, что произошло сегодняшней ночью… Неужели сестра моей Тильды способна на такое? В моем присутствии Тильда никогда не упоминала о своей рожденной вне брака сестре. Было ли это связано с обычным пренебрежением законных детей к бастардам? Или Бэртрада и в самом деле ничего не значила в глазах императрицы? В одном я был уверен: моя возлюбленная не испытывала родственных чувств к супруге Эдгара.
— Где сейчас находится графиня Норфолкская? — спросил я напрямик.
Эдгара все сильнее бил озноб, и в том, как клацнули его зубы, мне почудилось что-то зловещее.
— С самого Рождества она гостит в аббатстве Бери-Сент— Эдмундс. Большой город, постоянно новые лица. К тому же графиня дружна с настоятелем, преподобным Ансельмом. Чего не скажешь обо мне.
— Ваша супруга, милорд, как я замечаю, по-особому жалует людей, которые вам не по душе.
— Аминь, — усмехнулся Эдгар. — Так повелось с самого начала. Наш брак был страшной ошибкой, и мы с Бэртрадой давно поняли это. Но таинство свершилось, и мне ничего не оставалось, как попытаться ужиться с супругой. Я закрывал глаза на ее открытое неповиновение, на попытки разжечь против меня смуту, на предательство моих интересов. По вине Бэртрады погиб мой сын Адам — и я переступил через это. Но если она приложила руку к тому, что случилось сегодня…
И опять этот глухой стук зубов Эдгара, словно он уже грыз жену. Хотя он сейчас в таком состоянии, что может вытворить любую глупость. А ведь его месть Бэртраде может принести им с Гитой только зло. Поэтому я сказал:
— Даже если убедитесь в причастности супруги, вам следует сохранять хладнокровие. Ведь графиня — дочь короля, а что такое ненависть Генриха Боклерка, я знаю, как никто другой. Вам не удастся расправиться с графиней, как с проходимцем Бигодом, ибо гнев короля обрушится не только на вас, но и на вашу возлюбленную и даже на дитя. Муж может поступить с провинившейся женой так, как сочтет нужным: изгнать, избить, заточить, навсегда пренебречь ею. Но у вас нет права казнить ее. А ведь именно это сейчас у вас на уме, не так ли?
— Если окажется, что она причастна, — вновь повторил Эдгар, но на этот раз как-то устало.
Увы, если графская корона на континенте давала ее обладателю неограниченные свободы, то в Англии любой лорд прежде всего подданный короля. И Эдгара ничто не спасет, решись он превысить свои полномочия.
Я лишь спросил, хватит ли у него силы духа и далее оставить все, как есть. Попросту игнорировать жену.
— Это будет выше моих сил. И тогда я окончательно потеряю Гиту.
Действительно — сколько бы мы тут ни рассуждали, оставалась женщина, которая пострадала больше всех. И ей невозможно объяснить, что нужно и дальше терпеть и смиряться.
Эдгар глухо застонал.
— Наверное, сам дьявол исходил от хохота, когда нас венчали с Бэртрадой. В тот день мы все оказались в западне — я, Бэртрада, Гита. И, помоги мне Всевышний, я не знаю, как дальше жить.
— Сэр, мельницы Господни мелют медленно, но верно. Но я хотел бы спросить: не думали ли вы попробовать расторгнуть ваш брак с Бэртрадой?
Эдгар вздрогнул. Похоже, эта мысль не приходила ему в голову. И это понятно. Развод был делом немыслимо трудным, требующим немало усилий, терпения и денег. Раз за разом желающим получить развод требовалось посылать запросы в Рим к Святому престолу, давать взятки, унижаться, доказывать. Возможно, придется и ехать в Рим. А в положении Эдгара пришлось бы еще претерпеть и гнев короля, его немилость и гонения. Возможно, он лишится и титула. Прибавьте к этому и великий позор, какой ложится на разведенных. Они станут посмешищем, по их поводу начнут злословить, на их роду всегда будет лежать пятно бесчестия, даже об их потомках станут говорить, что они из семьи, в которой имеется столь постыдно-греховное пятно, как развод.
Я осторожно выкладывал все это Эдгару, опасаясь вызвать его гнев. Но он выглядел только взволнованным.
— Слышал я, что даже монаршим особам не всегда удается добиться желаемого в этом вопросе.
— Это так. Но дела о разводе коронованных особ зачастую затрагивают вопросы политики и границ между государствами. Простым же смертным куда легче добиться расторжения брака. Деньги здесь играют не последнюю роль, и не забывайте, что влияние ордена Храма в Риме весьма велико.
Похоже, мне удалось вселить в Эдгара крупицу надежды. Когда человек пребывает в таком отчаянии, самый подходящий момент, чтобы дать ему надежду. И видит Бог, я делал это бескорыстно. За моей душой немало грехов, но то, что я сейчас хотел помочь Эдгару, было искренним. Сказал бы даже добрым, если это вас не рассмешит. Но когда делаешь добро, самому становится легче на душе.
Но мне надо было сделать еще кое-что, до того, как я распрощаюсь с графом.
— Милорд, не позволите ли вы мне побеседовать с вашей дамой? Будет лучше, если о возможности развода ей сообщит сторонний человек, а не заинтересованный.
Я не добавил, что сейчас для нее Эдгар по сути является тем, из-за кого на нее обрушилась беда. Но его главная вина заключалась в том, что он не сделал ни единого по-настоящему твердого шага к тому, чтобы уладить отношения со своими женщинами. И жестоко казнил себя за это.
— Да благословят тебя Господь и Пресвятая Дева, родич.
Дважды он назвал меня так. Для изгоя подобное обращение дорогого стоит.
Местный священник не сразу пропустил меня к Гите, твердил, что она нуждается в покое. Похоже, этот поп искренне переживал за женщину и не допустил бы меня к ней, какими бы благими ни были мои намерения. Но уже рассвело, из тумана стали появляться первые силуэты прихожан его церкви, и священник отвлекся, отошел к ним, говоря, что сегодня службы не будет. Кого-то из пришедших отправил в замок Эдгара за помощью, сам остался, чтобы отогнать особо любопытных. По сути ему стало не до меня, и я проскользнул без его благословляющего напутствия.
А войдя, в первый миг позабыл все слова. Замер, встретившись с ее оцепеневшим, жутким взглядом. Она как-то неловко сидела на лежанке священника подле спавшей девочки. Дитя выглядело спокойным, как ангел, что резко контрастировало с запечатленным на лице ее матери выражением безысходной муки. Она даже не сразу отреагировала на мое появление. Страшные воспоминания, казалось, отнимают у нее последние силы. Ей бы уснуть… Я понимал, что ей понадобится усилие, чтобы расслабиться.
Я негромко кашлянул, привлекая ее внимание.
— Позвольте побеспокоить вас, миледи. Скоро я уеду и более не буду вам напоминанием о случившемся. А пока вот что…
