Виконт покачал головой.
— Как, вы отказываетесь? — возмутилась Диана.
— Я не в силах отказать, но должен сказать, что плыть одетым да еще с вами на плечах слишком тяжело, и едва ли мы доберемся таким образом до противоположного берега. Впрочем, если вы этого хотите, я готов исполнить ваше желание. Но не лучше ли будет найти какое-нибудь другое средство, более верное? Если мы не найдем его, в таком случае мы прибегнем к этому.
— Поищем! — ответила молодая женщина, продолжая путь по берегу острова.
Геркулес надеялся найти какой-нибудь забытый рыбачий челнок.
Они прошли с полчаса, не найдя ничего и не произнеся ни слова, потому что ни тот, ни другой не находили ничего утешительного. Наконец они подошли к огромной плотине, построенной еще в предшествовавшее правление, темные бревна поддерживали громадные колеса, предназначенные гнать воду Сены в Марль, Сен-Жермен и Версаль.
По всей плотине были настланы узкие доски. К несчастью, плотина доходила только до половины ширины Сены, к острову же шли шлюзы, где бушевала вода, падавшая в пучину.
Виконт и его спутница остановились, оглушенные шумом водоворота.
— Ах! — воскликнула Диана. — Если бы плотина доходила до того берега!
— Подождите меня здесь несколько минут, — сказал ей виконт.
Он подошел к берегу и увидал несколько сгнивших досок, положенных на сваи и доходивших до плотины. Геркулес осмотрел эти подробности и возвратился к Диане, которая от усталости присела на мокрую траву.
— Ну, что? — спросила маркиза.
— Пройти возможно, но если поскользнешься и закружится голова, то смерть неизбежна. Попадешь в пучину, откуда уже невозможно спастись.
— Ничего! — возразила Диана. — Я буду молить Бога, и он сохранит нас.
— В таком случае я готов, попробуем! Но сперва я отрежу ветку ивы. Я поведу вас с ее помощью. Это все-таки хотя бы немного поддержит вас, и, с Божьей помощью, мы переправимся на другой берег.
— Только прошу вас, господин виконт, поспешим!
Геркулес, не теряя ни минуты, отсек шпагой толстую длинную ветку и оборвал на ней листья.
— Теперь все готово, — сказал он. — Если хотите, можем отправиться!
Диана и Геркулес храбро вступили на гнилые доски.
Будь эти самые сваи на земле, то переправа по ним была бы вздорной: всякий трус мог бы легко перейти, но в положении, в котором находились наши спутники, это предприятие было страшно и почти невозможно для исполнения. Их ноги почти касались клокочущей воды. Сваи дрожали, доски, покрытые плесенью, были скользки.
Половина дороги, впрочем, была пройдена без приключений.
Но вдруг Диана остановилась, виконт почувствовал, что ветка дрожит в руке молодой женщины.
— Что с вами, ради Бога? — спросил Фан-Авен, обернувшись к ней.
— Я не могу идти! Я ничего не вижу. У меня кружится голова! — ответила, шатаясь, Диана.
— Закройте глаза. Забудьте, где вы. Головокружение пройдет.
— Все напрасно. Меня оставляют силы. Все кончено. Я падаю.
Действительно, ее тело, как бы повинуясь сверхъестественной силе, клонилось к пучине.
«Мне доверил ее маркиз, — думал Геркулес, — она священна! Я должен или спасти ее, или погибнуть с ней вместе!»
В мгновение ока виконт прыгнул на сваю и схватил Диану на руки, но, сделав это быстрое движение, он почувствовал, что теряет равновесие и что гибель неизбежна.
Подвигаться медленно стало невозможно. Фан-Авен пустился бежать, перескакивая со сваи на сваю, ступая почти наугад.
Запыхавшись, Геркулес наконец достиг плотины, посадил на одну балку Диану и сам, измученный и усталый, опустился около нее.
— Господин виконт! — промолвила Диана. — Я обязана вам жизнью.
— Вы мне ровно ничем не обязаны, сударыня, — ответил Геркулес. — Я обещал вашему мужу, моему другу, сохранить вас от всех бед. Я исполнил долг свой. Здесь похвастаться нечем. Всякий другой на моем месте поступил бы так же.
Диана ничего не ответила, взяла руку виконта и с чувством пожала.
Выбравшись с острова, надо было найти средство достигнуть Парижа до рассвета.
Геркулес сообщил это Диане, и она ответила:
— Я чувствую себя лучше и могу идти.
С этими словами она встала с балки и хотела доказать свои слова на деле. Они пошли скорым шагом. Но увы! Бедное дитя заблуждалось. Испуг, страдания, отчаяние, которые испытала Диана в продолжение нескольких часов, совершенно лишили ее сил.
Она должна была признать себя побежденной. Крупные слезы потекли по ее щекам, и Диана прошептала:
— Я не могу идти дальше…
Они находились в это время среди длинной пустынной улицы в Буживиле. При свете луны виконт увидел вывеску гостиницы. Он стал сильно стучаться в дверь и громко кричать. Хозяин, высунув из окна голову, начал жестоко браниться.
Геркулес, терпеливо выслушав его, предложил десять золотых монет за немедленно запряженную тележку, которая отвезла бы их в Париж. Это предложение произвело желаемое действие. Весь дом поднялся на ноги, не прошло еще и десяти минут, как бойкая лошадка, запряженная в тележку, везла виконта и Диану по дороге в Париж, и они приехали в столицу до рассвета.
Теперь оставалось только найти убежище, где маркиза могла бы быть в безопасности. Она не могла и думать возвратиться в дом своего мужа, где Филипп Орлеанский легко мог бы найти ее. Поселиться в гостинице ей также не хотелось, там слишком людно, и притом она должна была бы там сказать свое имя.
Геркулес, по простоте души, предложил госпоже де Салье свою холостяцкую квартиру, Диана без колебания приняла предложение, и путники тотчас же направились в квартиру виконта де Фан-Авена.
Геркулес уговорил молодую женщину лечь в постель и отдохнуть, пока он осведомится о маркизе. Диана согласилась и, несмотря на свои душевные страдания, тотчас же заснула тяжелым сном.
Но оставим ее и виконта и вернемся в Пале-Рояль, в апартаменты Виолы Рени.
Молодая женщина, переменив мужской костюм, не ложилась спать. Она была бледнее обыкновенного. Лицо ее выражало утомление и беспокойство. Все ее движения были нервны. Она не могла ни минуты усидеть на одном месте и ходила взад и вперед по комнате, точно львица в клетке. Потом Виола вдруг позвонила и сказала вошедшему слуге:
— Как только граф де Нойаль вернется во дворец, вы скажите ему, что я его дожидаюсь.
Это ожидание продлилось еще почти час. По мере того, как проходило время, нетерпение молодой женщины росло, и из ее уст вырывались глухие восклицания, похожие на проклятия. Наконец портьера приподнялась, и слуга провозгласил:
