— Возможно. Но сейчас это мешает посадке на шлюпки.
— Так объясните им это.
Беренс ответил не сразу.
— Ни я, ни старший офицер этого сделать не могут. Матросы вас… требуют.
Руднев только тогда понял, отчего штурман «Варяга» запнулся. В царском флоте слово «требуют» с нижними чинами не соединялось. Это воспринималось как бунт. Но здесь было нечто иное. Даже не потому, что крейсеру оставалось жить считанные часы. После боя что-то сломалось в привычном механизме взаимоотношений между кубриком и кают-компанией.
Это было открытие. И, как всякое открытие, оно, разумеется, было сделано не всеми. Но те, кто сделал его, уже никогда не могли вернуться к старому, привычному восприятию службы, когда команда рассматривалась лишь как одушевлённый придаток к кораблю.
Матросы толпились у трапа, когда в сопровождении штурмана появился Руднев.
— Смирно! — запоздало крикнул боцман.
— Вольно! В чём дело? — спросил Руднев, строго оглядывая строй. Однако эта строгость никого не пугала: матросы знали, что за ней стоит.
Шеренга изломалась. Матросы вытолкнули вперёд Алёшку Козинцева.
— Ваше высокоблагородие! — начал тот. — Нам приказали покидать «Варяг» без оружия. Как же можно! Мы в плен идти не хотим.
— Никто в плен идти не собирается. Все мы вернёмся в Россию.
— Без «Варяга» и оружия?
Руднев обвёл быстрым взглядом расстроенные лица, сказал жестоко:
— Без «Варяга» и оружия! Но зато у нас останется возможность вернуться на родину и получить в руки куда более грозное оружие, чем винтовка, с которой нас не возьмут на стационеры. Всё ясно?
— Все!
— А раз ясно, то исполнять! Евгений Андреевич, прошу вас, продолжайте посадку людей на шлюпки.
Около трёх часов пополудни гигантский взрыв разорвал на части изношенный корпус старика «Корейца». Мачта и часть обшивки, подброшенные огромной силой, врезались в воду в нескольких десятках метров от «Виксбурга». Американские матросы, высыпавшие на палубу полюбоваться занятным зрелищем, шарахнулись от борта.
— Все, вот и нет нашего «Корейца», — печально сказал Банщиков.
Стоявший рядом Беляев отчуждённо посмотрел на младшего врача, сказал, запинаясь, выталкивая из себя слова:
— Вам что, нечего делать?! Нашли зрелище! Ступайте к раненым!
Банщиков не обиделся, лишь покачал головой и ушёл.
Не прошло и десяти минут, как с английского крейсера прибыл офицер с протестом: командиры стационеров требовали от Руднева, чтобы он не взрывал, а топил «Варяг».
— Господин капитан, — пояснил англичанин, испуганно поглядывая на исковерканный боковой мостик крейсера. — Если «Кореец» лишь по счастливой случайности не задел американский крейсер, то можно ли ожидать подобной «любезности» от «Варяга», чьи артпогреба куда более вместительны, чем у несчастной канонерской лодки?
Руднева передёрнуло от тона англичанина. Он отвернулся. Они и здесь подставили ему ножку. Потопленный корабль — не взорванный, его можно поднять. Но приходилось подчиняться. Не оборачиваясь, Всеволод Фёдорович холодно ответил:
— Хорошо, мы не будем взрываться. Передайте коммодору Бейли, пусть он не трясётся за себя и за свой крейсер.
В 3 часа 30 минут на «Варяге» были открыты кингстоны. Море с рёвом устремилось в отсеки крейсера. Спустя двадцать минут, удостоверившись, что все люди покинули помещения, Руднев на французском катере отошёл от борта корабля. Команда крейсера — здоровые и легкораненые, перевезённые на стационеры, — вышла на их палубы проводить «Варяг» в последний путь. Все стояли молча, обнажив головы. Многие плакали. Порывистый ветер быстро сушил слезы, оставляя на испачканных угольной пылью и пороховой гарью лицах чистые дорожки. Но ни слез, ни этих извилистых дорожек на впалых щеках никто не стыдился…
«Варяг» медленно кренился на левый борт. На юте вновь стал заниматься пожар. Огонь лизал палубу, разбитые шлюпки. Изредка слышны были разрывы: это огонь находил нетронутые беседки с патронами.
В 6 часов 10 минут крейсер лёг на борт и затонул.
Японцы первыми открыли огонь в 11 часов 45 минут. Русские последними завершили его в 12 часов 45 минут. Весь огненный бой, таким образом, длился один час.
Потрясённая Европа по справедливости станет величать варяжцев героями. Но в этом будет свой особый, «европейский» привкус, граничивший с непониманием того, что заставило русских моряков поступить именно так. С точки зрения здравомыслящего человека, дерзкая попытка русского крейсера была заранее обречена на неудачу. «Варяг» не уклонился от боя, первый атаковал противника. Это было непонятно. И как часто бывает, когда в Европе что-то остаётся непонятным в России, это будет просто-напросто отнесено в разряд «загадочной души» русских. Между тем герои «Варяга» тайн никаких не делали, открыто объясняя, в чём они черпали своё мужество, — в любви к Родине. Этим и можно объяснить тот поразительный факт, почему именно русский и советский флот знает множество примеров, подобных подвигу «Варяга», тогда как всякий другой флот — лишь единицы.
Официальная Россия устроила героям пышную встречу. Для участников боя были учреждены медали «За бой „Варяга“ и „Корейца“». В 1905 году матросы из расформированного экипажа «Варяга» принимали участие в восстаниях на броненосцах «Потёмкин» и «Георгий Победоносец»; на крейсере «Очаков»; в 1906 году готовили восстание в Кронштадте; в 1917 году брали Зимний.
Всеволод Фёдорович Руднев за мужество, отвагу и умелые действия в бою был награждён орденом св. Георгия 4-й степени и произведён во флигель-адъютанты. В 1905 году уволен в отставку в звании контр-адмирала. Последние годы Руднев жил в своём имении в Тульской губернии. Тосковал по морю. В 1913 году он умер.
…В 1918 году в штаб обороны Петрограда вошёл высокий, подтянутый человек. Беглого взгляда было достаточно, чтобы сказать, что он «из бывших» — кадровый офицер. Да он и не скрывал этого в своём наглухо застёгнутом морском кителе со споротыми погонами и следом от орденов, на месте которых сиротливо висела всего лишь одна медаль. Человек представился:
— Капитан первого ранга Беренс, бывший военно-морской атташе в Италии.
У сидевшего за столом матроса при одном упоминании офицерского звания стали нервно дёргаться веки. Пальцем ткнул в медаль:
— Почему не сняли?
— Дорожу.
— Царской наградой?
— Не царской — народной.
— Это как?
— Смотри сам.
Матрос не поленился, поднялся. На медали было выбито: «За бой „Варяга“ и „Корейца“ 27 января 1904 г.». Жёсткое лицо матроса просветлело:
