Он не сумел заглушить горечь в своем голосе, когда подумал о своей собственной мечте, мечтах тысяч таких, как он, которым вместе с Конфедерацией пришел конец в Аппоматтоксе.
Она положила ладонь на его руку и ласково проговорила:
— Простите, я забыла, что вам пришлось пережить.
Он выдавил из себя кривую улыбку:
— Я думал, что в конечном счете этот год принесет мне покой, но его так мало и в Ирландии. Скажите, чем вы занимались так близко от дома Роганов? Едва ли такая погода хороша для верховой езды.
— Я собиралась отправиться в Клермонт, чтобы повидаться с вами, — сказала она. — В деревне заболел ребенок — маленький мальчик. Я подумала, что вы, возможно, осмотрите его. А то у нас нет доктора ближе, чем в Голуэе.
— Вы конечно же выбрали окольный путь до Клермонта?
Она улыбнулась:
— Кто-то из моих слуг подслушал, как мой дядя отдает приказания Берку и рассказал мне. Я приехала, чтобы предупредить Роганов. Они мои друзья, хорошие друзья.
Порывистым, почти детским жестом она протянула руку и провела пальцем по сабельному шраму, рассекавшему его щеку:
— Когда вы его получили?
Он пожал плечами:
— Давным-давно — тысячу лет назад. Во время высадки в Питтсбурге.
Лоб ее слегка наморщился, а потом разгладился.
— Ах да, я совсем забыла, что вы по-разному называете некоторые сражения. Янки назвали его «Шило», не так ли?
«Она щедра на сюрпризы», — подумал он.
— А вы, похоже, очень сведущи.
Она кивнула:
— Я читала дневник Фримонта,[5] повествующий о его визите в армию конфедератов, — его издали в Лондоне два года назад.
— Он, конечно, осветил кое-какие события, произошедшие в течение трех месяцев, — сказал Клей. — Но он уехал летом шестьдесят третьего, после Геттисберга.
— А еще я читала письма мистера Лоли из южных штатов, которые регулярно публиковали в «Таймс», — продолжала она, — да и ваш дядя, случалось, пересказывал мне новости с войны, почерпнутые из писем вашего отца. К сожалению, их было не так уж много, и я знаю лишь о некоторых ваших подвигах. Надеюсь, вы заполните пробелы в моих знаниях.
Он рассмеялся:
— Возможно, как-нибудь после. В настоящий момент меня гораздо больше интересуете вы.
Она пожала плечами:
— Рассказывать особенно нечего. Мой отец служил в звании капитана в полку сипаев. Я родилась в Мадрасе, но, когда начался мятеж, мы жили в Лакхнау, где был расквартирован полк отца. Мы укрылись в штабе. Отца убили во время осады, а мама умерла двумя месяцами позже.
— У вас есть другие родственники?
Она покачала головой:
— Мой дядя по закону является моим опекуном. Мне оставили приличное состояние, так что я вовсе не являюсь для него финансовым бременем; Так или иначе, помня о моей бабушке, он обращается со мной с величайшим почтением и довольно холодной вежливостью. Большую часть времени он старается не замечать моего присутствия.
— А как насчет Берка? — спросил Клей.
Она нахмурилась, и на лице ее появилась гримаса отвращения.
— У моего дяди не слишком крепкое здоровье. Большую часть своего времени он проводит в оранжерее, занимаясь своими цветами, а управление поместьем оставляет на Берка.
— Похоже, он вам не слишком симпатичен, — сказал Клей.
— Я терпеть его не могу. Он родился и вырос в имении, и он совершенно безжалостный. Он твердо вознамерился достигнуть положения в обществе и уже отрекся от своего народа ради этой цели. Он — тот человек, которого больше всего боятся и ненавидят в этих местах.
— Конечно, люди, которые были вместе с ним сегодня утром, выглядели как самое натуральное отребье, — сказал Клей.
Она кивнула:
— Шотландцы из низинных районов, которых мой дядя выписал специально, чтобы выполнять грязную работу.
— Он одобряет методы, к которым прибегает Берк?
— Его не интересуют методы, полковник, — только результаты, — сухо сказала Джоанна Гамильтон. Она посмотрела на небо, которое немного просветлело. — Думаю, нам лучше ехать. Дождь, похоже, уже стихает.
Клей помог ей забраться в седло, а когда он отвернулся, она погнала свою лошадь вперед и крикнула:
— Попробуйте-ка догнать.
Он вскочил на спину Пегин, поскакал следом за девушкой между деревьями, а потом галопом по тропе. Когда он выехал на открытое пространство вересковой пустоши, Джоанна опередила его на добрых сорок — пятьдесят ярдов, и он низко пригнулся к шее Пегин и пришпорил ее. Постепенно он догонял ее, и вот они уже скакали вровень. Она повернулась, одарила его улыбкой, и Клей вдруг ощутил себя до нелепости счастливым.
Он снова предоставил Пегин самой выбирать дорогу, проскакал вниз между редкими деревьями на задворках Клермонта и въехал во двор. Когда Джоанна Гамильтон подъехала, он уже спешился и ожидал ее.
Она весело рассмеялась и с шутливым гневом воскликнула:
— Это было состязание не по правилам, сэр. Под вами была самая лучшая кобыла в графстве.
Он помог ей слезть с седла, слегка улыбаясь:
— Лучшая кобыла и самая прекрасная женщина. О чем еще может просить мужчина?
Во второй раз за этот день она зарделась и не нашлась, что ответить, и Клей, повернувшись, обратился к Джошуа, который появился в дверях:
— Джошуа, это мисс Гамильтон. Это ее заботам мы обязаны столь радушным приемом вчера вечером.
Джоанна Гамильтон непринужденно протянула руку, и Джошуа пожал ее с улыбкой одобрения на лице:
— Очень рад, мэм. — Он повернулся к Клею: — Я только что сварил кофе, может быть, вы с мисс Гамильтон выпьете по чашечке?
Клей вопросительно посмотрел на Джоанну, та кивнула, и они зашли в дом. Джошуа сказал:
— Час назад один из людей сэра Джорджа Гамильтона привез письмо. Я положил его на стол.
Клей, извинившись, отошел и, пока Джошуа разливал кофе, вскрыл конверт. Через некоторое время он поднял глаза и улыбнулся:
— Ваш дядя устраивает сегодня вечером небольшой прием по случаю моего приезда в эти края. Вы знали об этом?
Она отхлебнула кофе и холодно кивнула:
— Еще бы. Я уже два дня как готовлюсь. В таких вопросах он оставляет все на мое усмотрение. Я льщу себе мыслью, что до сих пор еще ни разу его не подводила. От приглашения к Гамильтону никогда не отказываются.
Клей неторопливо покачал головой:
— Понятно. И сколько ожидается гостей?
— От пятидесяти до шестидесяти, в зависимости от погоды и состояния дорог. Вы примете приглашение?
— Раз вы будете там, то как я могу отказаться? — торжественно произнес он.
Какой-то миг они молча вглядывались друг в друга, а потом она улыбнулась и взяла свои перчатки:
