Чины адмиральского штаба с удивлением посматривали на своего всегда кроткого и спокойного адмирала. Матусевич даже перестал напевать и одобрительно заметил:
– Хотя и не стоит сердиться из-за пустяков, но все же это лучше, чем сидеть в мрачном раздумье. Вот увидите, Вильгельм Карлович, мы сегодня побьем японцев, – подбадривал он командующего.
– Тьфу, тьфу, не сглазьте, Николай Александрович, – суеверно сплюнул через плечо адмирал.
Настроение адмирала не могло не отразиться на чинах его штаба, а через них и на всех офицерах броненосцев. Даже легкомысленная молодежь приуныла и мрачно поглядывала на идущий напересечку курса русской эскадры броненосный отряд адмирала Того. Ясно видимые японские корабли шли, как на параде. Точно соблюдая дистанцию и строго следуя в струе мателота, чуть поблескивая на солнце стальными дулами орудий, японцы быстро приближались.
Командир носовой двенадцатидюймовой башни мичман Сполатбог, сидя в своем грибе над башней, наблюдал в щель за приближением японцев и удивлялся, что так долго адмирал не отдает приказа об открытии огня. Правда, уже оба орудийных комендора-хозяина возились около своих пушек и проверяли действия всех механизмов.
– Смотри, Гаркуша, не осрамись сегодня, – говорил комендор, первого орудия, обращаясь к соседу. – Проверь как следует действие подъемных механизмов, чтобы в самый главный момент не заело.
– Небось, Федя, все будет в исправности, если только японец не повредит.
– Алексей Васильевич! – окликнул Сполатбога подошедший к башне старший артиллерист броненосца лейтенант Ненюков. – Помни, огонь открывать только тогда, когда противник будет ясно виден, и зря снарядов не бросать.
– Есть, есть. Как там Виля, все еще в похоронном настроении?
– Малость оживился и даже зафитилил Иванову, но в общем он больше думает о том, как бы уклониться от боя, чем как его выиграть.
– А Матусевнч?
– Напевает шансонетку, рассказывает похабные анекдоты и на адмиральском мостике чувствует себя, как морском собрании. Если бы не он, дело было бы окончательный гроб. Что твои, Гаркуша и Котин, чувствуют себя орлами?
– Так точно, вашбродь. Хоть сейчас готовы самого Тогу подстрелить, – ответил Гаркуша.
В это время пробили боевую тревогу, башня наполнилась матросами. Загрохотали лебедки подачи, медленно заворочались дула орудий. Сполатбог спустился вниз и сам проверил исправность орудий.
– Не суетись, работай без толкотни, смотри, чтобы все было в исправности, – предупреждал он.
С моря донесся тяжелый звук выстрела из крупного орудия, и вскоре справа по носу взметнулся столб воды.
– Началось… Господи, благослови, – сразу посерьезнели матросы.
Сполатбог поднялся на свое место.
За первым выстрелом последовали другие. Бой начался.
– Убрать прислугу мелкой артиллерии и всех свободных вниз, – распорядился Витте. – Открыть огонь по головному кораблю противника.
Сигнальщики бросились набирать нужные флаги. Матусевич внимательно разглядывал японцев.
– Четыре броненосца и два броненосных крейсера, – проговорил он. – Всего двадцать семь крупных и около пятидесяти шестидюймовых орудий против двадцати трех крупных и тридцати средних с нашей стороны. Превосходство не так уж велико.
Витгефт в ответ только тяжело вздохнул
– Все-то вы, Николай Александрович, видите в розовом свете.
– Зато вы, Вильгельм Карлович, уж очень мрачно смотрите на все.
Разорвавшийся у носа корабля японский снаряд осыпал стоящих на мостике градом осколков. Ранило двух сигнальщиков. Появились носилки. Витгефт продолжал равнодушно сидеть в своем кресле, как будто ничего не случилось. Зато Матусевич сразу заволновался.
– Вы бы, Вильгельм Карлович, ушли в боевую рубку, а то здесь, не ровен час, пустяковым осколком зацепит, – предложил он.
– В рубке и без того тесно. Уйти одному я не считаю возможным, а всем нам все равно там не поместиться.
– Поднимитесь хотя бы на верхний мостик, там меньше падает осколков.
– Не все ли равно, где помирать, – мрачно отозвался командующий эскадрой и, отвернувшись, стал рассматривать противника.
Матусевич пожал плечами и вполголоса выругался.
Обе эскадры продолжали вести редкий огонь с дальней дистанции. Японцы пересекли курс русской эскадры и пошли контркурсом. Огонь с обеих сторон сразу усилился. «Цесаревич» грохотал всем правым бортом. В то же время в него один за другим попало несколько крупных снарядов, которыми броненосцу было нанесено несколько пробоин и разбит спардек. Осколки забарабанили по броне носовой башни.
Уловив момент, Сполатбог дал залп по головному японскому броненосцу «Микаса».
Как только откатившиеся орудия встали на свое место и были открыты замки для нового заряжения, вся башня наполнилась хлынувшими из дула едкими пороховыми газами. Прислуга сразу закашляла и зачихала, у многих начали болеть глаза.
– Наводить невозможно, вашбродь, – жаловался мичману Гаркуша.
– Открыть для проветривания броневую дверь! – распорядился Сполатбог.
Через некоторое время воздух в башне очистился, и матросы смогли снова войти в нее. При следующих выстрелах повторилось то же. Быстрая стрельба стала невозможной. Матросы жаловались на головную боль и с трудом обслуживали орудие.
Мичман вышел из башни и доложил об этом старшему артиллеристу, стоявшему впереди боевой рубки. Вслед за Сполатбогом о том же сообщили командиры других плутонгов[15]. Создалось неожиданное и серьезное препятствие. Дувший со стороны японцев ветер мешал стрелять русским.
– Вызвать вторую смену из людей от мелкой артиллерии. Пусть после каждого вые грела чередуются и выходят наружу из башен, прячась за ними, – распорядился командир броненосца.
Стрельба продолжалась. При каждом попадании неприятельского снаряда стоящие открыто матросы бросались за укрытия, спасаясь от осколков. Большинство успевало укрыться, но некоторых вес же задевало. То и дело раздавался громкий крик: «Носилки». Это бегание матросов вносило большой беспорядок.
Витгефт молчаливо созерцал картину боя.
Японцы, вначале усиленно обстреливавшие «Цесаревича», теперь перенесли огонь на концевые корабли. Когда крейсера ловким маневром вышли из-под обстрела, ни все – зааплодировали. Даже Витгефт начал улыбаться и приказал выразить крейсерам свое удовольствие.
Между тем японцы, продолжая идти прежним курсом, вскоре почти скрылись за горизонтом. Над поверхностью моря виднелись только трубы и мачты. Бой прекратился. Русская эскадра, развив ход до пятнадцати узлов, шла двумя колоннами к Корейскому проливу. На судах пробили отбой и велели команде пить чай.
