— Не сбрасывайте со счетов промпартии, господа! Достаточно саботажа специалистов — и вся их отвратная индустриализация полетит к черту, — вещал Рябушинский. — И действовать по-научному:не допускать стандартизации, углублять диспропорцию в отраслях хозяйства, омертвлять капиталы, загонять средства в дутые строительства.
— Чепуха! Бред! Ваша промпартия — сборище канцелярских крыс, — рявкнул военный. — Надо обухом по башке! Стрелять надо. Поголовно стрелять!
— Мы, международная организация русских миллионеров, — «за». Воюйте! Стреляйте! Но промпартия стоит тридцати ваших дивизий.
— Ясно одно, — посмеивался Детердинг, — мы, капиталисты, платим, а кто платит, тот заказывает музыку. Так сказать, по справедливости. Да, кстати, а кто это?
— О ком вы?
— Да вон та расфуфыренная Цирцея. Около нее увивался сейчас Джон Рокфеллер Старший. Пробрало и старца. Точеный носик! Сложена! Ножки, ручки. А кожа! Атлас! Прозрачная, жилки просвечивают. Но старого Джона, думаю, волновало не это. Наверное, нефтью тут запахло. Она королева Бухары? Это правда?
Говорил Детердинг бесцеремонно громко. И мадемуазель Люси слушала с удовольствием то, что не предназначалось для ее ушей.
— И не распахивайте пасть! — буркнул военный. — Не знаете? Вон хозяин этих ручек, ножек, сам барон Робер.
— А, его вещь?
— Роберу все само лезет в руки,— усмехнулся Рябушинский — Родоначальник его, Мейер Ашель, вылез не из женской утробы. Его породила денежная мошна.
Военный подхватил со злостью:
— Мейер Ашель, франкфуртский ростовщик в лапсердаке и пейсах. Разбогател. На радостях намалевал на вывеске красный щит. Отсюда Ротшильд. Вроде герб получился у... баронов кошелька и процентов.— Он отвратительно выругался.
— А метресса достойного потомка ростовщика — азиатская королева?
— Дорогая птичка. Поговаривают, она бывшая жена эмира Бухары. Барон по части женщин — коллекционер. Но приятное всегда сочетает с полезным. С помощью красивой бабенки подбирает ключи к русскому Туркестану. Нефть, золото, хлопок и так далее. Даром он, что ли, ссужал миллионы Николаше Второму... Он и Сашке Керенскому миллион отвалил — кстати, Сашка из Ташкента. Словом, выдал миллион на борьбу с Советами так, за здорово живешь. Не похоже на Ротшильдов, а? А тут еще эта история с дочерью эмира, с принцессой Бухары. Будьте покойны: барон не уступит сейчас мадемуазель Люси ни Рокфеллеру, ни кому другому. Дудки-с! И удовольствие и процентики!
Господин Рябушинский уже целовал ручку мадемуазель Люси.
— Бессовестная публика заставляет скучать такую обольстительную женщну! – млел он. — Позвольте вам представить — Детердинг Генри. Сам.
«Колоссально! — думала мадемуазель Люси.— Сам Детердинг! Сколько у него миллионов, и что ему нужно от меня?»
Мысли о дочери заслонились вниманием господ. Люси уже чувствовала себя светской дамой и не удивилась бы, если б сам принц Уэльский пожелал быть ей представленным. Она смотрела наГенри Детердинга, кокетливо улыбалась.
— Мадам, вы из Бухары? — быстро говорил Детердинг. — Потрясся несчастьями с вашей дочерью!.. Мы с вами почти земляки Моя жена, урожденная Кудоярова, из Ташкента, дочь офицера. Училась в ташкентской гимназии. И вы поймете меня, когда я скажу, что мой интерес к Туркестану и вашей Бухаре имеет эмоциональную окраску. О, прекрасный Восток! И я вас ревную! Я смотрел на вас издали и ревновал. Вы так внимательно слушали этого деревянного истукана, янки. Берегитесь! Чуть дадите промашку, и акула Джон проглотят и вас, и вашего эмира супруга, и Бухару, и Туркестан. Да, а Джон не спрашивал вас про золотые пустыни? А про нефтяные поля? Про некоего русского горного инженера, открывшего новый Клондайк? Мне об этом таинственном инженере рассказывала жена. Инженер запросто бывал в их доме в Ташкенте, подарил ей образцы кварца с вкраплением золотых крупинок. Еще инженер хвастал, что нашел на берегах Аму-Дарьи нефть, или где-то на плато Усть-Урт. Значит, вы, мадемуазель, не только королева золота, но и императрица нефти. Склоняюсь перед вами в поклоне!
Мадемуазель Люси сделалось не по себе. Смутная догадка перерастала в уверенность: ее пригласили на прием неспроста, не ради ее красоты, не за умение элегантно одеваться.
И даже не потому, что кого-то переполошила и возмутила история с несчастной Моникой. Да они и не пытаются скрыть, что их интересует. Ясно, что они пронюхали уже и про золото, и про инженера...
Сердце ее как-то тревожно замерло, а в памяти возникло, словно в туманной дымке, лицо энергичное и в то же время добродушное, с преданной, восторженной улыбкой. Тотчас смутное видение растаяло.
Минутное воспоминание. Минутная слабость! Все это прошло вным-давно. Сколько минуло лет? Наверное, десять. И ворошить прошлое. Слабость? Но она не даст играть на её слабостях господам рябушинским, детердингам, рокфеллерам. Та-та-та! Не на таковскую напали. Прав милый Кастанье. Надо держать ухо востро.
Величественный, похожий на алтарь готического собора, бар черного драгоценного дерева весь в бронзе и хрустале был отгорожен от них плотной стенкой фраков, смокингов, накрахмаленных пластронов.
Какой-то явно левантийского типа брюнет оттер мадемуазель Люси от сэра Генри и выпалил ей в лицо:
— А, ханум эмирша! Дорогая! Очень приятно, красавица! Слыхали, слыхали. Оч-чень сочувствуем!
Мадемуазель Люси беспомощно таращила свои кукольные глазки, поглядывая на разинутую пасть, полную золотых зубов, не понимая, что нужно этому шумливому, нагловатому человеку.
— Вступайте, ханум, в синдикат, — шумел брюнет. — Какой синдикат, спрашиваешь? Э, синдикат называется «Эксплуатация освобожденных российских территорий». Золото добывать, железо добывать, нефть качать называется. Вступай, ханум, в синдикат: в твоей Бухаре золота много. Синдикату помогай! Синдикату все хотят помогать, ха-ха! Франция! Англия! Италия! Всем золото надо. Все друг другу глотку кусают.
— Ты что тут, Садатирашвили, шумишь, кричишь,— загономил другой левантинец. — Синдикат твой, пуфф! Сейчас твой синдикат Рокфеллер с Детердингом слопают вместе с Бухарой. Сиди в духане, Садатирашвили, шашлык кушай! Брось красавице голову морочить!
— Не выдумывайте, кацо!
— Чего выдумывать, Садатирашвили! Наши хозяева кавказскую нефть и донецкий уголь не поделили. А тут еще немцы лезут. А все равно англичане в Бухару никого не пустят. И нечего тебе красавицу эмиршу обхаживать. Не дадут ее тебе!
