— Да тихо ты! Успокойся. Давай по порядку.
Брецлаву нисколечко не волновало состояние подруги. Вообще сострадание она ощутила только однажды — когда сосед несколько лет тому назад при ней топил белого трехнедельного котенка. В остальных же случаях, что бы ни происходило, будь то казни, роды, торги, над всем довлело только одно — любопытство. И еще — дикое желание поучаствовать в какой-нибудь щекотливой интрижке.
— Аида сказала мне, что я… — Алисия зарыдала.
— Что ты?.. Ну же, Господи!
— Что я беременна!
— Пресвятая Богородица, Дева Мария! — Брецлава быстро перекрестилась.
— Что мне делать, Брец… — Алисия не смогла договорить из-за потока слез.
— От кого, знаешь?
— Да поди их разбери? Я даже не помню, сколько их там было!
— Это тогда? В тот вечер?
— Да. Других случаев не было. Мне там еще один монах помог. Спас! Просто вытащил меня за волосы из ямы.
— Монах! Ну и дела твои, Господи! Монахи шастают по питейным заведениям, а семнадцатилетняя девушка беременеет с первого раза от шестерых солдат!
— Брецлава, хоть ты бы пожалела!
— Из всего можно извлечь неплохую выгоду и провернуть достойную комбинацию. Ты собираешься еще к Аиде?
— А как ты думаешь? От плода как-то нужно избавляться!
— А я бы не торопилась, подруга! — Брецлава прищурила один глаз, что-то замышляя.
— Что ты имеешь в виду? Ну же, не томи, умоляю!
— Давно ли ты виделась с Боленом?
— Ах, как же я его люблю! Мы случайно встретились два дня назад на центральной площади. Он спешил по каким-то делам в администрацию.
— Он тебе нужен, Алисия! И чем быстрее, тем лучше!
— Мне-то он нужен, но нужна ли я ему? Раньше он никак не смотрел на меня, а теперь уж и подавно.
— Ты не поняла меня. Он тебе нужен, как твой, хм, понимаешь, любовник. Другими словами, тебе нужно с ним переспать. Да еще изобразить девственницу. Ну, последнее, в общем-то, несложно.
— Да ты в своем ли уме?! Эт-то как это?
— А вот так. Он должен с тобой переспать! Мужчину достаточно опоить вином, а уж затащить в постель после этого — дело плевое. Когда он поймет, что имел близость с девственницей, которая к тому же забеременела от него, то вынужден будет либо жениться, либо достать денег на операцию, и вообще! А дальше можно вить из него веревки до самой старости. Поняла?
— Поняла! — Алисия закивала.
— Знаешь, где он сейчас?
— Да, он обычно в это время выгуливает собаку.
— Хорошо. Значит, все нужно провернуть не сегодня, так завтра. В общем, чем быстрее, тем лучше. Значит так, хорошего вина и немного снотворного я добуду. А дальше дело в шляпе! Не грусти, подруга. Где твой отец?
— Он где-то вылавливает партизан!
— Вот и отлично! Служанку ты можешь отослать к какой-нибудь подруге, чтобы посидела у нее два-три часа?
— Да. Это совсем не сложно. Она и сама, пока отца нет, где-то часто прохлаждается.
— Они любят прохлаждаться! Но есть одно «но»! — Брецлава вскинула указательный палец.
— Что это за «но»?
— Я тоже не должна просто так стараться.
— Что же ты хочешь?
— Что все хотят, того и я желаю! Денег, конечно!
— У меня нет денег!
— Не сейчас, глупая. А когда все получится и ты станешь богатой. Вот тогда про меня не забудь! Ну что, по рукам?
— По рукам.
— Ладно. Тогда я пошла готовиться. Замысел у нас очень непростой, поэтому продумать нужно все до мелочей. Завтра, Алисия. Завтра ты будешь самой счастливой.
Брецлава чмокнула подругу в щечку и помчалась вверх по улице, постукивая башмачками.
Алисия еще немного посидела на упавшем стволе, размышляя о будущем. Настроение у нее заметно улучшилось. Когда последние полосы сумеречного света окончательно растворились и в небо выкатилась луна, которую, словно монету, ночь пробовала на зуб, девушка поднялась и не торопясь зашагала в гору по извилистой тропинке. Ей не хотелось идти к дому главными улицами, поскольку всюду мерещилась пьяная солдатня или осуждающие взоры горожан. Ощущение, что об изнасиловании знает весь город, не покидало ее. Город действительно знал и конечно же говорил. Но разговоры об этом деле тонули в спорах о предстоящей войне и слухах, которые просачивались из тех областей, где она уже началась.
Проходя мимо острога, где томились, ожидая своей участи, узники, Алисия увидела того самого высокого монаха. Он стоял, опершись на посох, и напряженно вглядывался в зарешеченные окна. Девушка низко наклонила голову и бесшумной тенью проскользнула в стороне, чтобы не попасть в круг света нещадно чадившего масляного фонаря.
А Москва приближалась ходко и уверенно. Уже взяли Трубчевск и Дорогобуж, пала Белая. Полки нового строя московского войска показывали чудеса храбрости, стойкости и настоящей боевой дисциплины, которая раньше у них сильно хромала. Шведские наемники тоже дрались отчаянно, отрабатывая жалованье. А оно было положено московским царем очень немалое. В общем, все у москвичей шло неплохо, разве что при войске отсутствовала тяжелая артиллерия. Впрочем, особой надобности в ней пока не было. Вполне обходились семью легкими мортирами. Города брали с марша, да и слово «брали» не совсем подходило. Во многих городах, узнав о приближении московского войска, люди поднимали восстания, и польские гарнизоны вынуждены были распыляться на два фронта: гасить волнения и готовиться к встрече с регулярной армией. Ликовали в Кремлевских палатах, радовался народ, воевода Михаил Борисович Шеин уже видел у своих ног не только Смоленск, но и всю Ливонию.
Как обычно, Болен в тот злополучный вечер выгуливал своего Чака, пса благородных французских кровей, в тени вязовой аллеи неподалеку от дома. Каменное здание принадлежало когда-то смоленскому боярину. Но война распределила все по-своему. После взятия города польскими войсками дом достался покойному отцу Болена, проявившему мужество в битве, но скончавшемуся через два года после победоносного завершения кампании. Следом за отцом и мать отправилась в иные миры, в царство вечного и безмятежного покоя. Болен и его сестра-двойняшка Агнешка остались сиротами. Им недавно исполнилось по двадцать лет. Они стойко перенесли потерю родителей, поклявшись на их могиле никогда не расставаться.
Болен заметил бежавшую к нему со всех ног Брецлаву и на всякий случай подозвал пса.
— Благородный пан! Благородный пан! — Брецлава взволнованно кричала издали, размахивая одной рукой, а другой придерживая широченные юбки. Выходило у нее очень искренне, так, что молодой человек ничуть не усомнился в том, что произошло что-то из ряда вон плохое.
