С вечера все знали о предстоящем соревновании между амазонками и гостями.
Первуша жил в мире, где все было подчинено давно установленному порядку: рассвет начинался с работы — люди сеяли хлеб, ловили рыбу, и заканчивался день с закатом, когда становилось темно.
Свет в домах зажигали только зимой, когда дни были короткие.
Жизнь была скучной. Тем ценнее были редкие праздники. Поэтому турнир был большим событием. Взрослые торопились поскорее завершить свои обыденные дела, чтобы успеть на праздник. А дети и подавно.
Вернувшись домой, Первуша схватил кусок хлеба и, жуя на бегу, помчался к месту праздника.
Там он присоединился к друзьям.
Этой разбойничьей ватаге до всего было дело: то они помогали ставить мишени и размечать линии стрельбы; то путались под ногами, когда ставили лавки и навесы.
Однако их никто не прогонял — в компании всегда веселее делать работу.
Затем стало еще веселее. Когда стали ставить палатки для дружинников, на поле появились юные амазонки.
Слободские девчата также пришли к месту турнира, но скромно наблюдали за происходящим со стороны и даже не пытались вмешиваться в происходящее.
А вот юные амазонки могли дать фору мальчишкам. Дерзкие, уверенные, не менее деятельные, они совали свои красивые носики во все дела. Сначала помогали ставить палатки, а затем, когда стали вешать качели, немедленно переместились к ним.
До этого две ватаги старались держаться друг от друга подальше, но у качелей они сошлись.
Первуша, бывший главарем в своей ватаге, решил первым испробовать качели, но ему перегородила дорогу девчонка с белобрысыми косичками, торчащими в стороны, словно два ивовых прута. На ней было легкое платье, но талию перетягивал пояс, на котором висел небольшой меч, правда, больше смахивавший на нож.
За ее спиной встали другие юные амазонки.
— Не спеши! — уверенным голосом сказала она, едва Первуша подошел к качелям.
Первуша, уже взявшийся за веревку, на которой держалась доска качелей, с недоумением взглянул в лицо девчонки, еще бледное после зимы, хотя краснота первого загара уже тронула щеки.
— Я буду первая! — твердо проговорила юная амазонка, взявшаяся за веревку с другой стороны.
— Это почему? — удивился Первуша.
— Потому! — безапелляционно проговорила юная амазонка.
— Это почему — потому?! — спросил Первуша.
Амазонка легко запрыгнула на доску и засмеялась:
— Да потому, что пока ты думаешь, я это уже делаю.
Первуша пригрозил ей кулаком:
— Вот сейчас как дам!
Амазонка не испугалась:
— Ух ты какой смелый!
— Вот слезешь с качелей, я тебе дам… — грозился Первуша.
Амазонка засмеялась:
— А чего же ждать? Запрыгивай на доску, здесь и подеремся.
Недолго думая, Первуша влез на доску с другой стороны, и едва он ухватился за веревки, как юная амазонка присела и сильно качнула качели.
Первуша поднялся ввысь, затем, с замиранием в сердце, ухнул вниз.
О том, чтобы приблизиться к девчонке по раскачивающейся доске, и разговора не было.
А девчонка звонко хохотала:
— Ну, подойти ко мне! Подойди!
Она смеялась так заразительно, что и Первуша не удержался от смеха — действительно ситуация была забавная.
— Тебя как зовут? — раскачивая качели, крикнул Первуша.
— Зорька! — крикнула девчонка. — А тебя как?
— Меня — Первуша! — ответил Первуша.
Наконец им надоело качаться и они слезли на землю. На качели тут же взобралась другая пара.
После качелей земля под ногами качалась так, что они еле держались. Не сговариваясь, они упали в траву.
Зорька лежала на спине.
Синее небо засасывало стремительным водоворотом. К горлу подкатывала тошнота.
Зорька перевернулась на живот.
В зарослях травы, словно в дремучем лесу, блуждал рыжий муравей. Наткнувшись на одну травину, на другую, он, точно принюхиваясь, пошевелил усиками. Видимо, нашел потерянную тропу, потому что тут же исчез в зарослях.
Первуша зашевелился и сел.
Пожаловался:
— Словно на лодке в бурю плавал.
Зорька пробормотала, глядя в землю:
— И в самом деле — точно на лошади целый день ехала.
Она подняла голову — небо плескалось спокойным ласковым океаном. Зорька села.
Бросила лукавый взгляд на мальчика:
— Ну, так что — драться будем?
— А зачем? — спросил Первуша.
— И в самом деле… — проговорила Зорька. — Но я все-таки тебя сильнее.
Первуша краем глаза посмотрел на Зорьку. Она уже начала нравиться ему.
— Ладно, — примирительно согласился Первуша.
Зорька, природным чутьем чувствуя к себе интерес, инстинктивно провела рукой по волосам и вынула сухую травинку, застрявшую в волосах. Поглядела на нее — травника смахивала на маленький узкий кинжал. Уронила.
— Ты со слободки? — спросила Зорька.
— Ага! — сказал Первуша.
— Чем твой отец занимается?
— Он рыбу ловит.
— Значит, ты тоже будешь рыбаком?
— Значит, я тоже буду рыбаком.
— Это интересно?
— Интересно.
— Нет, воином быть лучше!
Первуша пожал плечами:
— Воина могут убить.
Зорька рассмеялась:
— А рыбак может утонуть.
— Ну, это если неумеючи… — заметил Первуша.
— Вот именно, — сказала Зорька и предложила: — Давай дружить? Ты меня научишь рыбу ловить, а я тебя — стрелять из лука. Ты умеешь стрелять из лука?
Из лука все умели стрелять, Первуша тоже, но до искусства, с которым амазонки обращались с луком, слободским было далеко.
— А разве поляницам можно дружить со слободскими? — спросил Первуша.
— Можно, — звякнула веселым колокольчиком Зорька, — нам все можно.
— Тогда давай дружить, — сказал Первуша.
Тем временем на поляну въехали телеги с едой и пивом. Увидев их, Зорька по-хозяйски спросила:
— Ты сладкий крендель хочешь?
— Хочу.
— Ну, тогда вставай, пошли к телеге, — сказала Зорька и вскочила на ноги. Первуша поднялся, и они двинулись в сторону телег.
Когда солнце перевалило зенит и жара немного спала, музыканты заиграли веселую музыку, и на поле начал собираться народ.
Ремесленники, торговцы и землепашцы жили своими слободками, но это не значило, что для их общения существовали какие-то препоны. Жителей в окрестностях Белой Вежи было не так уж много, а потому все знали друг друга.
Весенние полевые работы только что закончились, поэтому на турнир пришли почти все.
Мужчины степенно подходили к бочкам с пивом. Женщины и дети толпились у телег с пирогами, кренделями и другими сладостями.
