— Снимайте доспехи, — обратился Тангейзер к юнцу, — и я прикончу троих из вас. А если спешитесь, то и пятерых.
Он заставил лошадь сделать шаг вперед. Молодой рыцарь побелел. Подними он свой меч, Тангейзер выстрелил бы ему в лицо. Дальше этого, несмотря на свое хвастовство, он бы не пошел. Де Луньи, знавший людей лучше, чем его молодой товарищ, поднял руку.
— Хватит! — приказал де Луньи. — Пока не прозвучали слова, которые нельзя взять обратно.
Тангейзер не отводил взгляда. Веки молодого рыцаря задрожали, и он отвернулся. Тангейзер посмотрел на де Луньи, успокаивающе улыбаясь.
— Значит, я могу рассчитывать на одного из ваших мальтийских проводников.
— Вне всяких сомнений, — ответил де Луньи, успокаиваясь. Он кивнул головой в сторону холмов, из-за которых доносился рокот пушек. — Как идет сражение? Мы услышали сильный шум и решили, что с нас хватит уже начищать доспехи и попивать вино.
— Эль-Борго выстоит, — сказал Тангейзер. — Но я сомневаюсь, что Сент-Микаэль протянет хотя бы час.
— Они же держались до сих пор.
— Знамена янычаров уже полощутся на стенах крепости.
— А мы не сможем обойти их с фланга?
Тангейзер скрыл сострадательный взгляд.
— У Мустафы на высотах двадцать тысяч резерва.
Де Луньи нахмурился.
— А насколько хорошо защищен их лагерь?
— Их лагерь? — Вопрос был глупый, в нормальном состоянии Тангейзер не позволил бы ему слететь с губ. Желудок говорил ему, что этот день — который и так уже тяжело сказался на его неокрепшем здоровье — обещает стать еще хуже.
— Турецкий лагерь, — сказал де Луньи. — Госпиталь, если его можно таковым назвать. Их запасы продовольствия и вооружений. Повара, матросы, арапы. Этот их рынок.
К тому времени, когда де Луньи завершил свой список обреченных, Тангейзер точно знал, что они отправятся и выяснят все сами, независимо от того, как он ответит. И он сказал правду.
— Даже мыс Виселиц был защищен лучше. Там десятка четыре или около того конных пикетов, растянутых на большое расстояние. Отряд фракийских солдат копает ямы для отхожих мест. И, как вы сказали, повара, матросы, невооруженные рабы, больные. Никаких брустверов или частоколов. Все до единого батальоны стоят на холмах.
Де Луньи не показался Тангейзеру самым великим хитрецом на свете, однако все французы из его окружения ценили его врожденную способность к обману, которая не раз приносила им пользу, особенно в похожие моменты. Де Луньи подался вперед в седле.
— Вы поскачете в лагерь впереди нас, — сказал он. — Галопом. Притворитесь раненым. Поднимете тревогу. Скажете им, что только что прибыло и заходит им в тыл христианское подкрепление с Сицилии и что необходимо сообщить об этом Мустафе как можно скорее. У него не останется выбора, как только отозвать свои войска от Святого Михаила.
— Если они поверят ложному донесению.
— О, они поверят, — сказал де Луньи.
Он улыбнулся, и Тангейзер понял, что у того на уме. Ему стало дурно.
— Что потом? — спросил он.
— Потом просто не стойте у нас на пути.
Тангейзер сомневался, что это будет так просто выполнить.
— С вашего позволения, я бы взял одну из этих накидок, — сказал он.
Де Луньи ухмыльнулся, как улыбается один негодяй, подбадривающий другого, и, кивнув головой, приказал молодому хлыщу снять с себя накидку. Со всевозможным изяществом юнец стянул через голову одеяние без рукавов и перебросил Тангейзеру. Тангейзер скатал его в узел и сунул в седельную сумку. Затем он остановился, словно осененный какой-то мыслью.
— Если вы хотите добычи, — сказал он, — шатры командования и их генералов стоят отдельно от остального лагеря, выше по холму. Но они охраняются гораздо лучше, там стоит отряд мушкетеров, к тому же они расположены ближе всего к первому же подкреплению, какое сможет прислать Мустафа.
Тангейзер несколько преувеличивал, но он хотел уберечь Орланду и, если уж на то пошло, эфиопа от рыцарских мечей.
— Мы знаем, где располагается богатый городок Мустафы, — сказал де Луньи, — и его день придет, только сегодня мы не хотим добычи. Мы здесь потому, что хотим крови.
* * *
Тангейзер вернулся тем же путем обратно к турецкому лагерю. Звуки битвы снова сделались громче. В четверти мили от себя он заметил первую пару конных часовых и обернулся через плечо. Кавалеристов де Луньи не было видно. Он поднял свое исхудавшее тело в седле и пустил кобылу в галоп. Уже приближаясь к пикету, Тангейзер припал к шее лошади и отчаянным жестом вскинул руку. К тому времени, когда он доехал до часовых, притворяться раненым было очень несложно, он чувствовал, что еще немного — и он вывалится из седла прямо им под ноги. Часовые взяли его лошадь под уздцы.
— Псы ада уже здесь, — произнес Тангейзер. — Христианские псы с Сицилии. Их там тысячи.
Он слабо махнул рукой себе за спину и увидел, как изменились лица всадников, когда они повернулись, чтобы посмотреть. Он ощутил дрожь земли, кобыла взволнованно заплясала под ним. Затем он услышал грохот подкованных железом копыт. Все еще прижимаясь к шее лошади, он повернул голову, чтобы посмотреть самому, и ощутил, как животный ужас сжал внутренности.
Он никогда еще не видел идущей в наступление тяжелой кавалерии с точки зрения жертвы. Так чувствует себя олень, которого выследили охотничьи собаки. Всадники де Луньи двигались впереди поднимающейся тучи охристой пыли, они растянулись в широкую алую линию, которая становилась все шире и шире; если наблюдать за ней достаточно долго, начинало казаться, что она вот-вот заполнит собой весь горизонт. Всадники все увеличивали скорость, не выказывая ни малейшего намерения повернуть обратно. Тангейзер взглянул на часовых. Те были охвачены ужасом. Он выбрал из двоих того, кто испугался сильнее.
— Скачи на поле боя, предупреди нашего пашу, — приказал Тангейзер, — иначе армия будет потеряна. Скачи изо всех сил.
Благодарный за нежданное спасение, тот захлестал лошадь по бокам и рванулся вперед. Радость его будет длиться недолго, потому что, когда обман раскроется, Мустафа прикажет запороть его до смерти, но его история будет всего лишь одной из множества печальных историй, случившихся сегодня.
Второму всаднику, желая отослать его подальше, Тангейзер сказал:
— Поставь всех солдат в лагере на защиту провианта.
Когда второй часовой отправился исполнять свою тщетную миссию, Тангейзер понял, что пока что не выполнил самой важной части задания де Луньи — не убрался у них с дороги. Он бросил взгляд за спину и увидел, что шанса обойти всадников с флангов и не оказаться сметенным их потоком у него нет. Ореховую кобылку не пришлось уговаривать, она быстро перестала приплясывать под ним и откровенно пустилась в бегство. Она несла его обратно в лагерь, на каких-то пятьдесят футов опережая грохочущих у нее за спиной преследователей.
