Он повернулся к раненому, и его фраза осталась незаконченной. Лейф заснул в этом шуме. Он лежал, закрыв глаза, со спокойным лицом, и грудь его то плавно вздымалась, то опускалась. Уже много дней его товарищи не видели его таким умиротворенным.
— Пойдем пить в срубе Длинного Дома, — предложил Эйрик. — Поскольку крыши еще нет, Тору будет нас лучше видно со звездной высоты, и тролли повеселятся вместе с нами. Сегодня вечером холод не сможет заморозить наши сердца.
Они вышли на цыпочках, толкаясь, как дети, и Тюркер заботливо затянул входное отверстие медвежьей шкурой, чтобы дыхание ночи не проникло в хижину, где возрождался к жизни Лейф.
Снег шел еще в течение двенадцати дней. Пурга сменилась вяло падающим снегом. Снежная масса над лесом медленно прорывалась, и хлопья долго витали в воздухе, прежде чем лечь на землю, но облака забирались все выше, и казалось, что небесный свод беспрерывно расширяется.
Остров манданов, сокрытый под снегом, спал в испарениях с реки, в которой исправно бился пульс приливов и отливов. Полеты диких уток и гусей, на рассвете и в сумерки, почти не нарушали безмятежного спокойствия берегов. Заиндевелые верхушки камышей прорывали снежный покров, напоминая тысячи железных наконечников пик погребенного войска.
С высот Кросснесса к западу и северу лес плавно сбегал вниз, сливаясь на горизонте с линией неба, но в неподвижном подлеске по-прежнему буйствовал животный мир. Охотники без труда снабжали поселенцев всем необходимым. Толстые тетерева, ослепленные белизной, давали брать себя в руки, стоило лишь выгнать их из зарослей, а лосей было так много, что не было необходимости удаляться от Кросснесса больше чем на полмили, чтобы вспугнуть встревоженные стада, устремлявшиеся прямо к реке, где расставленные Омене-ти викинги, не испытывая никаких затруднений, выбирали лучших особей.
Омене-ти был необыкновенно деятелен. Вставая до рассвета, он углублялся в лес вместе с первой бледной полосой зари, занимавшейся со стороны моря, и возвращался раньше, чем Эйрик со своими людьми попадал на стройку. Говорил он мало и жил обособленно. Даже Тюркеру неведома была цель этих одиноких прогулок. Возможно, это был всего лишь способ почтить Гитчи-Маниту — Великий Дух. Он приносил из своих походов пару белых зайцев с рыжими подпалинами, связку куропаток, лосося. Затем в течение всего дня он поддерживал огонь в кострах из еловых веток, на которых коптил медвежатину и лосину, разрубая мясо на длинные полосы. «Пища впрок», — объяснил он Тюркеру, и поскольку франк заволновался, заявляя, что подобная предусмотрительность ни к чему в местах, где так много дичи, он весело заквохтал, что обозначало у него смех.
— Хо, хо! Скоро снег станет твердым, как камень, да и вода в водоемах… Тогда не будет больше следов…
По-прежнему квохча и наполовину согнувшись под тяжестью копченого мяса, он удалился в сторону Большого Дома, где складывал запасы.
Работа спорилась. Так что в день, когда ледяные ветры по предсказанию Омене-ти сделали снег твердым, на площадке возвышались Длинный Дом Лейфа и три больших амбара. Две постройки поменьше предназначались для пресса Тюркера и охотничьих капканов.
Длинный Дом насчитывал пятьдесят семь шагов в длину и двадцать шесть в ширину, и это было самое большое деревянное жилище, построенное к тому времени на Новой Земле. У него было два входа — два отверстия вдоль южной стены, выходившей на реку, — по одному с каждого конца большой горницы. И тот, и другой вымощены плоскими камнями, добытыми на плато. Длинный центральный коридор, куда выходили двери семи комнат, пересекал дом с востока на запад.
Уложенные в один ряд бревна служили полом, а бревенчатые стены были залеплены слоем глины, не дававшим ветру проникнуть сквозь щели. Эйрик настоял на том, чтобы крыша тоже была законопачена.
Приставленный к стене стол занимал в длину всю горницу, где возвышались резные столбы семьи Эйрика и украшенная белой совой колыбель маленького Эйрика. С десяток грубых табуреток дополняли убранство.
Наверняка строение грешило немалыми недостатками, но тепло очага создавало безмятежно-спокойную атмосферу, напоминавшую изгнанникам об уюте норманнских домов в Гренландии. Там тоже все начиналось подобным образом, и центры Восточного поселка, Западного поселка, Гардара разрастались вокруг общего дома.
Лейф уже стоял на ногах. К нему вернулась былая сила, и эпизод с островом Белым остался лишь дурным воспоминанием. Гэлы представлялись ему лишь призрачными силуэтами, с которыми встречаешься в морских туманах. Кросснесс, с которым он был связан всеми фибрами души и всей, до последней капли, кровью, возрождался. Если бы Иннети-ки и его сын находились подле него, счастье Лейфа было бы полным, но дни без них казались долгими, и, несмотря на все старания брата, Эйрика, дяди Бьярни и его товарищей, он не разделял радости ночных бдений, когда рассказчики монотонно пересказывают старинные легенды Норвегии.
Пурга завывала на реке, как дикарь, и обламывала зубы о стены Большого Дома. Внутри царило ощущение покоя и доверия, а переходившие из рук в руки рога с пивом добавляли веселья речам.
Сидевший на камне Лейф пытался скрыть озабоченность, но эти уловки никого не обманывали.
— Ты занят лишь собой, Лейф, и пережевываешь страдание, как бык траву. Так не годится.
Лейф не отвечал, и дядя Бьярни с Эйриком Рыжим начинали разделять опасения Скьольда. Тело Лейфа исцелилось, но дух его не оправился от потрясения, испытанного багровой ночью пожара в поселке. Омене-ти, когда его расспрашивали, ничего не смог сообщить об обрядах манданов и дате их возвращения.
— Виннета-ка, — говорил он Тюркеру, который переводил, — сам подчиняется законам Шаванос, ибо манданский народ — лишь ветвь великого древа шаванос, корни которого протянулись от устья Большой реки до озерного края. Праздник белого времени года может длиться один лунный месяц, два или еще больше. Гитчи-Маниту диктует свою волю шаманам, а они передают ее вождям.
Похоже, что власть шаманов-колдунов у скрелингов — распространялась весьма далеко.
— Нужно ждать, так как вождям необходимо обговорить все дела, интересующие народ шаванос, и эти обсуждения могут быть очень долгими. Шаманы могущественнее вождей. Так повелось издавна.
Долго еще говорил Омене-ти, но Тюркер перестал им переводить. Впрочем, Эйрика и Бьярни это не насторожило. Сумрачная тень ложилась на снег длинными лиловыми следами, а пламя, плясавшее в лукавых глазах франка, возможно, было лишь отблеском пылающего очага, над которым скрелинг сушил тонко нарезанное мясо карибу (общее название североамериканских рас северного оленя.).
