– Гости быстро опьянели… – переводя дыхание, произнесла женщина.
– Вероятно, началось действие зелья, – предположил коннетабль. – Теперь остаётся только ждать…
Он плотоядным взором окинул Ульрику с головы до ног и буквально набросился на неё, подобно изголодавшемуся зверю. Женщина не сопротивлялась, напротив, она жаждала близости с другом своей юности.
…Насладившись друг другом, Ульрика и Румольд, не спешили размыкать объятий. Наконец, женщина первой поднялась с ложа.
– Скоро полночь… Не мешало бы проверить: живы ли ещё лангобарды? – сказала она и накинула просторный пеплос[23]. Из высокого разреза одеяния соблазнительно виднелась длинная стройная нога.
Румольд сладко потянулся, соседство с мёртвыми лангобардами ничуть не тревожило его. В данный момент его помыслы занимала только Ульрика.
– Твоим гостям уже некуда спешить… Мы же можем продолжить… – он лукаво подмигнул возлюбленной. Та лишь передёрнула плечами и попыталась собрать в пучок растрепавшиеся во время соития волосы.
– Мне бы хотелось побыстрее отделаться от них… Тогда и продолжим…
Румольд резко поднялся с ложа и рывком привлёк Ульрику к себе.
– Признайся, ты хоть вспоминала обо мне… Хотя бы иногда…
Женщина опустила очи долу.
– Первое время мне не хотелось жить без тебя… А потом, мой муж завоевал-таки не только моё тело, но и сердце, – призналась она.
– Ты любила его?
– Да… К чему лгать?..
Румольд отстранился от Ульрики.
– Я не смею ни в чём упрекнуть тебя. Ты принадлежала к знатной семье, я же был конюхом. Я думал, что больше никогда не увижу тебя, однако, судьба распорядилась по-иному…
Румольд быстро оделся и направился в атриум, дабы «навестить» лангобардов. В коридоре он наткнулся на Альбоина, тот лежал на прежнем месте. Румольд склонился над лангобардом и прислушался к его дыханию, затем для верности потряс его за плечо. Альбоин был мёртв, римское зелье сделало своё дело.
– Вот и всё… Пора собирать урожай… – спокойно произнёс Румольд и продолжил свой путь в атриум. Там его ожидала точно такая же картина – лангобарды были мертвы. Теперь предстояло погрузить тела в телеги, вывезти их с виллы и бросить в озеро, предварительно привязав камни к ногам. Затем надо было подумать, что делать с лошадьми…
…Румольд и Дерек погрузили тела лангобардов на две телеги. Никто из мужчин не высказал и слова сожаления. Когда погрузка была завершена из дома во двор вышла Ульрика.
– Лучше покинуть виллу через задние ворота. Они хоть неширокие, но телега должна пройти. Затем по просёлочной дороге доберётесь до озера, так вы минуете римские посты… – посоветовала хозяйка. Румольд понимающе кивнул. – А что делать с лошадьми? Ты подумал?.. – спросила она.
– Пока нет, но что-нибудь придумаю… – пообещал коннетабль.
…Румольд и его сподручный окончательно избавились от трупов, когда забрезжил рассвет. Злоумышленники поторопились вернуться на виллу прежним путём. Ульрика не смыкала глаз, пребывая в крайнем волнении. Она взяла тёплый плащ, закуталась в него и отправилась на задний двор. Когда, наконец, она увидела пустые телеги, миновавшие задние ворота, то облегчённо вздохнула.
– Слава Великому Логосу, вы вернулись! – воскликнула она.
– Я переправлю лошадей к галлам. – Пообещал Румольд. – Но мне нужен проводник, хорошо знающий тамошние местах.
– Я помогу тебе, – пообещал Дерек. – Я наполовину галл, наполовину – франк. Так, что я найду с галлами общий язык. Мы выручим за этих лошадей приличную сумму. Выходить надо немедля, к вечеру мы доберёмся до нужного нам селения.
– Я соберу вам поесть в дорогу, – засуетилась Ульрика и уже намеревалась пойти на кухню, как вдруг вспомнила о чём-то…
Дерек и Румольд уже направились в конюшню.
– Румольд! Румольд! – воскликнула Ульрика им вслед. Коннетабль обернулся и остановился. Женщина поспешила к нему. – Всё как-то быстро произошло… – переводя дух, сказала она. – Мы даже не успели ни о чём толком поговорить… Но я… Словом, скажи мне: ты женат?
Глаза Румольда наполнились тоской.
– Нет… Не мог забыть тебя… – признался он.
Ульрика невольно рассмеялась, а затем прильнула к мужчине.
– Возвращайся… Я обо всём напишу Утте, она поймёт… Я буду ждать тебя…
Румольд не верил своим ушам. Он заглянул в глаза своей любимой и произнёс:
– Повтори ещё раз! Я не ослышался?..
– Я буду ждать тебя, возвращайся. Я хочу наверстать упущенное…
Румольд страстно прильнул к губам Ульрики. Прервав, наконец, долгий поцелуй, он заверил:
– Я вернусь! Непременно вернусь! Я хочу прожить остаток своих дней с тобой!
Затем он отстранился от Ульрики и поспешил на конюшню, где уже хозяйничал Дерек. Путь предстоял не близкий…
* * *
Король Агинмульд с нетерпением ожидал возвращения своего посланника из Бургундии. Он не раз отправлял специальный разъезд к границе с Рецией, но, увы, отряд посланника так и не появился.
Наконец, Агинмульд решил прибегнуть к помощи своих шпионов, наводнивших Августу Винделику. Увы, они ничего не знали о судьбе Альбоина и его дружинников.
В Субмукториуме, месторасположении римского легиона, соглядаи появляться опасались. Потому, как римляне и местные власти проявляли редкостную подозрительность – хватали всех подряд праздно шатавшихся и даже подвергали пыткам. В конце концов, король Агинмульд решил, что Альбоин и его люди повздорили с римскими солдатами, за что и поплатились.
Через некоторое время в стане короля появился молодой шпильман. Он искусно слагал стихи на латыни и играл на римской лире. Агинмульд изъявил желание послушать рассказ о путешествиях музыканта и тот с превеликим удовольствием удовлетворил королевское любопытство.
Шпильман поведал королю, что воочию видел Кримхильду и не такая уж она красавица, как о ней судачит молва. Просто её брат король Гунтар не жалеет безантинов на наряды принцессы и только. К тому же шпильман углём на пергаменте нарисовал портрет Кримхильды… Разумеется, Агинмульд возжелал на него посмотреть. И каково же было его разочарование, когда он развернул свиток.
– Ты никчёмный рисовальщик, – заметил король, обращаясь к шпильману. – Что ты изобразил? Разве это Кримхильда?
– Она самая, мой король. – Уверенно подтвердил шпильман.
– Ты бы лучше на лире своей бренчал, а не пергамент марал! – возмутился Агинмульд. – Многие бродячие певцы восхваляли красоту Кримхильды! А ты изобразил её с какими-то свинячьими глазками…
Шпильман, прижав правую руку к сердцу, грациозно поклонился.
– Простите, повелитель, я отобразил на пергаменте то, что видел наяву. К тому же я открою вам один секрет…
