Однако в неведении Славка пребывал недолго. Вскоре запахло водой и ряской, лошади вошли в тень, а затем Славку без церемоний скинули на землю. Накинули на шею петлю, хвост аркана через путы на ногах.
– Встань, рус!
Не без труда Славка поднялся и увидел, что в рощице кроме него и похитителей собралось изрядно народу. Причем – весьма неприятного. Печенегов. Других, не тех, что вертелись вокруг касожского городка. Но – тоже не из кочующих близ Киева орд.
Моравов степняки приняли как своих. Славка вновь удивился. Копченые, как всем ведомо, на чужих, даже таких же печенегов, но другого племени, глядят – как повар на гуся. Мол, побегай пока. А настанет срок… Эти были другими.
В третий раз Славка удивился, когда увидел печенежского хана.
Никогда ему раньше не встречался печенег, вооруженный ромейским мечом-спатой. Хотя в том, что это именно печенег, сомнений не было. Плоская рожа, редкие усики, кожа цвета вяленой рыбы.
– Кто таков? – Печенежский хан навис над спешенным Славкой, щерясь и дыша чесночным запахом. На языке русов он говорил так чисто, что Славка опять удивился.
– Великого киевского князя Ярополка дружинный отрок, – на всякий случай соврал Славка. Помнил, как отец учил: если ты силен – пусть враг думает, что ты слаб, если слаб – пусть думает, что силен.
Однако слишком умаляться тоже не следовало. Славка попытался выпрямиться, но, когда руки скручены за спиной, а на шее – петля, привязанная к умело спутанным ногам, распрямить спину затруднительно. Разве что голову задрать наподобие черепахи.
– А сам ты – кто? – дерзко бросил Славка. – Кто твой большой хан? Кто ответ будет держать за то, что на нашу землю пришел?
И среагировав на свист, мгновенно присел, так что хвостатая печенежская плетка впустую свистнула в воздухе.
– Разве я велел его ударить? – спросил хан, и замахнувшийся снова степняк опустил руку.
Хан соскочил на землю и этим опять удивил Славку. Нет, спешился печенег ловко, однако совсем не так, как это делают степняки. Те будто стекают с седла (Славка и сам так умел), а этот – спрыгнул.
– Ого! – Хан ткнул пальцем в Славкину кольчугу. – Отрок, говоришь? А бронь у тебя, отрок, лучше моей. Может, ты – подханок? Или – сам хан русов?
– Я – сын воеводы, – заявил Славка. – И мой отец – получше всяких там разных ханов!
Сказал – и тотчас поймал заинтересованный взгляд морава. Так смотрят, когда на торге выбирают коня: пытаясь по стати угадать, на что тот способен. Выходит, не признали его моравы. Значит, не за ним охотились, а просто подвернулся им Славка. Коли так, может, не убьют? Отпустят за выкуп? Денег у них в семье довольно.
Печенег глядел на Славку иначе, не так, как морав. И взгляд у него был нехороший. Сожалеющий такой… Мол, добрый ты парень, а придется тебя… того.
Такие взгляды Славка видел не однажды. У князей и прочих владык, когда те вынуждены были выбирать между Правдой и личным расположением к тому, кого надо осудить.
По этому взгляду Славка догадался, что печенег этот – не мелкий вожак, а настоящий хан. И еще – плохи его, Славки, дела.
Хан принял решение.
– Помолись своим богам, рус, – сказал он негромко. – Сейчас ты умрешь.
Славка кивнул. Он назвался. Рано или поздно весть о Славкиной смерти дойдет до отца. Его родичам не придется стыдиться. Они узнают: Славка принял смерть с достоинством.
– Вели развязать мне руки, чтобы я мог помолиться, – попросил он.
– Развяжите его, – приказал печенег по-своему. И добавил на языке словен: – Но меча, рус, я тебе не дам.
– Я не нурман, – буркнул Славка. – Бог меня и без меча примет.
По знаку вожака один из печенегов развязал путы на Славкиных руках.
И встал позади. Будь у Славки свободны ноги, он бы рискнул: бросился на копченого, попытался отнять саблю… Скорее всего, Славку бы зарубили. Сабля – не нож. С ней безоружному не совладать. Но вдруг…
Да чего там гадать. Ноги-то спутаны.
Славка был крещен во младенчестве и часто ходил в Христову церковь. Вместе с матерью. Один – никогда. С матерью – в церковь, с дружиной – на Перуново капище. Правда, там, на капище, Славка жертв никогда не приносил. Прочие дружинники относились к этому с пониманием. Тем более что Славка был не единственным христианином в киевской гриди. Тем более что лучшая жертва Перуну – не пронзенный копьем раб, а кровь ворогов, пролитая на сече.
Будь у Славки хоть какая-то надежда принять смерть в бою, он бы обратился не к Христу, а к Перуну. Но сейчас, когда надежды не осталось, главным и единственным его Богом был Христос. Потому именно к Нему обратился он в свой последний час.
Опустившись на колени, Славка обратил взгляд к небу, спрятанному за серебристыми листьями верб, и прочел по-булгарски и по-ромейски «Отче наш», потом «Верую». Других молитв не знал. Закончил и сразу встал. Искушения потянуть время – не было. Напротив, интересно было: как его встретят там, в раю? Или – в Ирии? Славка и сам не знал, куда попадет, когда ему перережут горло. Он ведь не только христианин, но и варяг.
– Я помолился, – сказал Славка, бесстрашно глядя в узкие глаза печенега. – Теперь убивай.
Но вождь копченых опять его удивил:
– Ты – истинно верующий? – спросил он по-ромейски.
Славка промолчал. А чего болтать – все равно убьют. Но тут наконец рискнул подать голос один из пленивших Славку моравов.
– Ты не можешь его убить, – сказал он. – Это наш пленник, а не твой.
Печенег перевел взгляд со Славки на морава. Долго смотрел. Морав под этим взглядом сник, но все же пробормотал еще раз:
– Мы его в полон взяли. Наш он по Закону.
– И в полон ты его тоже по Закону взял? – насмешливо спросил странный вожак степняков.
– Он – нашей веры, – глядя в землю, проговорил морав. – Нехорошо христианину убивать христианина.
– Да ну? – усмехнулся печенег. – А я не знал. Но если тебя это смущает, пусть его убьет вот хотя бы Упайчи, – вождь кивнул на краснорожего степняка, который хотел огреть Славку плетью.
– А можно я его не сразу убью, мой господин? – попросил Улайчи.
– Нельзя, – отрезал вождь. – А теперь, друг мой, – сказал он мораву, – назови еще одну причину, по которой я не должен убивать этого юного храбреца? Он-то меня прикончил бы не задумываясь.
К удивлению Славки, последнюю фразу он произнес по-ромейски.
– Тебя прикончат и без меня! – дерзко заявил Славка. – Тебя выследят и зарежут, как овцу! Тебя и всех твоих воев!
Вожак печенегов на Славку даже не взглянул. Он смотрел на морава.
– Есть и другая причина, – тоже по-ромейски буркнул морав. – Его отец очень богат. Заплатит большой выкуп.
