девчонки, и Розочка решила, что не стоит её любимому мужу показывать то, из-за чего может взыграть ретивое. Впрочем, для ретивого, у дяди Миши, была собственная лавочка, в которой он мог ттворить, что хотел без чуткого взора своей жены.
Прервав свои воспоминания, Миша, а именно так его называла Розочка, слегка перекусил, выпил чашечку чая и вернулся своими мыслями к найденному в почтовом ящике конверту.
Некоторое время, он просто разглядывал его со всех сторон благодаря Иегову, и того отправителя, который вошел в бедственное положение старого еврея, и не стал марать надписями его чистую поверхность. И действительно, зачем это нужно? Можно подумать брошенный в его почтовый ящик конверт, уйдет другому адресату? После чего аккуратненько, чтобы не дай бог не повредить бумаги, из которой этот конверт был склеен, Мойша распечатал его и достал оттуда большой лист бумаги с написанным от руки письмом. Конверт при этот, тут же был положен в столешницу письменного стола. Женщины бывают порой такими резкими, если вдруг замечают, что на столе, или какой другой поверхности появляются предметы, которых там быть, по их мнению, просто не должно. Конверт же стоил денег. Не то, чтобы он был действительно нужен, но жизнь большая, мало ли что может понадобиться впереди? Поэтому прибрав ценную вещь, Мойша вернулся к письму.
- Ой-вэй!
Воскликнул дядя Миша едва успев прочитать несколько строк полученного письма.
- Нет это точно наш, и он наверняка из Одессы! Розочка! Посмотри, что я нашел в нашем почтовом ящике!
Подошедшая жена, аккуратно взяла в руки письмо и на несколько минут выпала из реальности.
- Миша! Если бы не этот почерк, я бы сказала, что это письмо написал дядя Дава с малой Арнаутской. Но я точно помню его любовь к всяким завитушкам, и потому это точно не он, хотя, возможно все это написано под его диктовку!
- Вот и я подумал точно так же!
- И, что ты собираешься со всем этим делать?
- Ну, разумеется, размножить эти письма и сделать так, как просит этот гой.
- Ой-вэй, Моше! Ти идиот? Как был прав мой папа, когда просил отказаться от этого шлемазла Мойши! А, я дура его не слушала, потому как это красавчик, совсем задурил голову бедной Розочке, сделав ей любовь, на ее нежное сердце. Неужели ты не понимаешь, что деньги со всего этого получит тот, кто это придумал! А тебе не достанется ни цента, только потому, что к тому времени, как появится хоть что-то, всем этим заинтересуется или полиция, или того хуже мафия! Ты не знаешь, что такое мафия? Это не те бандиты с Мясницкой, что больше меряются своими писюнами, и не вылезают из кабаков на пересыпе, нежели ходют на дело, здесь другая мафия, и будешь очень удивлен, когда они таки придутт к нам на огонек. И ты, собираешься после этого разбрасываться такими деньгами и отправлять ему доллар? Лучше отдай его мне, я его сохраню, до Сёмочкиной свадьбы, и он принесет гораздо больше пользы.
- Розочка! С каких пор, ты стала принимать меня за идиёта? Разве я давал за это хоть один повод. Я конечно размножу эти письма. Вернее, это сделает наш оболтус Сёма, ему все равно нечем заняться. И он же развезет их по адресам, за которые я ему расскажу. Но как ты могла подумать, что я собираюсь входить в разорение и отправлять кому-то с таким трудом заработанные деньги. Конечно же нет! Но я же должен получить кое-какую компенсацию за неудобство, использованную бумагу, чернила и потерянное время! И потому, я все же размножу эти письма, правда в первых строка писем будет стоять уже мое имя, а не кого-то там, кто пожелал нажиться на бедном иудее. Пусть он даже будет трижды, дядей Давидом с малой Арнаутской!
Розочка, выслушав монолог своего мужа улыбнулась, поцеловала его со всей страстью в губы, обещая всем своим видом что-то очень приятное и покачивая задом вышла из комнаты, бросив напоследок, что сейчас же пришлет ему сына.
Сёмочка был разумеется очень недоволен тем, что папа заставил переписывать это письмо, да еще десять раз. Но обещанный доллар, маячащий перед глазами, заставил его стараться изо всех сил. К тому же папа добавил, что если найдет хоть одну ошибку, то переписывать придется заново. При этом, рассказал о том, что все переписывать не нужно, а только ту часть, где неизвестный гой убеждает правоверного еврея, расстаться со своими деньгами, ради эфемерного выигрыша. Остальное, то есть последние десять строк, нужно будет вписывать строго под контролем любимого папы.
Все это заняло весь вечер и даже часть ночи, и даже раннее утро. Более того, папа, найдя пару помарок, вначале заставил сына переписать эти листы, а подумав просто добавил еще несколько экземпляров. В итоге, вместо десяти получилось шестнадцать писем. После чего Мойша долго копался в своей записной книжке, что-то в ней выискивая и порой произнося маловразумительные фразы:
- Этот точно… С этого даже я ничего не возьму… Жаль, что он такой один…
И в конце концов приказал сделать еще две копии. В результате чего получилось восемнадцать экземпляров. Затем под его диктовку, пришлось долго заполнять последние десять строк. Причем в десяти письмах на первую строчку встал сам мистер Либензон. Семочка понял это, когда вписывал адрес папиной лавочки, как получателя посланий. А на остальных он же занимал строчки со второй до шестой включительно.
После чего, папа протянул любимому сыну доллар и сказал такое, от чего весь азарт будущего заработка, который уже фактически был в руках Семена плавно улетучился.
- Семочка, сынок. Возьми этот доллар и список адресов. И оправь эти письма по тем адресам, что я тебе указал. Сдачи оставь себе, это будет твоя награда за сегодняшнее задание.
Полученный доллар в мыслях Семена, растаял больше чем наполовину, и скорее напоминал центов десять, когда следующие слова папы начали возвращать его к жизни.
- Впрочем ты можешь сильно сэкономить. Если, например, не станешь отправлять эти письма почтой, а лично развезешь их по указанным адресам. При этом можно даже не заморачиваться на счет конверта. Свернутый пополам лист текстом внутрь может обойтись и без него, если разумеется не будет дождя. И сделай пожалуйста это, как можно быстрее, надеюсь твой велосипед еще на ходу! В этом случае, можешь оставить сдачу себе, а для меня прикупи новую записную книжку не дороже пятидесяти центов.
Последние слова папы, опять
