Адмирал кивнул, улыбаясь. За четыре года он вырастит прекрасного кавалера для юной жены горбуна.
При свете одинокой свечи Пьер писал свое первое любовное послание.
«Моя дорогая, прости меня, что я не смог попрощаться, но все, что происходит — происходит к лучшему. Я отправляюсь в Париж со своим дядей адмиралом, чтобы стать рыцарем. Скучай обо мне, но помни, что через три-четыре года я вернусь за тобой…»
ГЛАВА 14
Маргерит вышла в сад, в котором витал аромат роз, маргариток и великолепного белого боярышника. Она заморгала от яркого солнца, а потом протянула руки, как бы пытаясь вобрать часть этого великолепия. Но все это было не для нее. С тех пор, как она услышала о наказании Пьера и его исчезновении, ей стало казаться, что она — заключенный, а цветущие лужайки, сад и лес стали врагами, стерегущими ее.
Она услышала стук копыт на мосту, но не проявила к всаднику никакого интереса, пока в аллее не появилась Бастин, кричавшая, что прибыл гонец от Пьера. Маргерит стремглав бросилась навстречу няне.
— Маменька! Что там? Скажи мне!
— Это от Пьера. Он написал тебе письмо. Открой его, открой!
Маргерит посмотрела на няню и покачала головой.
— Открой лучше ты, маменька, — прошептала она чуть слышно.
Бастин громко прочитала письмо. Маргерит ничего не сказала, по ее щекам текли слезы. Бастин захлопала в ладоши.
— Ты теперь счастлива, дитя. Теперь ты счастлива… — она вдруг поднесла руки ко рту и посмотрела на девушку расширившимися глазами. — Ведь так?
— О, да! — пылко ответила Маргерит. — О, да!
Она снова пошла в сад. Мир не казался ей таким враждебным с тех пор, когда она узнала о чувствах Пьера. Девочка села на землю под тополем и прислонилась спиной к его стволу.
— Три-четыре года… — прошептала она. Наваждение угнетающей судьбы отказывалось покидать ее, хотя она и пыталась бороться. Пьер больше всего хотел, чтобы она была счастлива, но у нее не было в этом уверенности. Ее дядя… этот ужасный маркиз… дядя Пьера…
Она закрыла глаза и начала молиться.
— О, пресвятая Богородица! Наша единственная надежда…
— Кр! Кр! Кр!
Подняв глаза, девочка увидела рядом с собой нахальную сороку. Та подошла поближе, широко разинув клюв, но потом быстро отбежала. Маргерит махнула рукой, но сорока не собиралась улетать. Она разглядывала ее, словно удивляясь: что нужно здесь этому существу?
Маргерит достала кольцо с изумрудом из кармашка юбки. Оно великолепно переливалось на фоне скошенной травы, но его вид бросил Маргерит в дрожь, словно воспоминание о ледяной воде.
Неожиданно она вспомнила свою молитву. Как она молилась Святому Иуде, чтобы он сотворил чудо, и кольцо было бы смыто дождем или украдено сорокой. Она громко разрыдалась и упала на траву.
— О, дорогой Святой Иуда! — кричала она. — Дорогой Святой Иуда!
Мессир де Роберваль ссутулился, его маленькие глазки погасли, а лицо побледнело. Его сломанный зуб ныл. Он не хотел разговаривать с Турноном. И так за последние дни было слишком много разговоров.
— Какая жалость, что ты ушел с приема без меня, дядя, — сказал Турнон. — Я бы никогда не позволил тебе упасть.
Роберваль лишь что-то пробурчал себе под нос.
— Это был поистине несчастный день, — продолжал Турнон. Роберваль косо глянул на него, но не стал задавать никаких вопросов. — Дофин был так рассержен словами герцогини, что больше не отошел от короля, а его величество сегодня утром признался мне, что его двор будет похож на сумасшедший дом, если он станет потворствовать женитьбе на детях.
— Для меня этот день тоже был ужасным, — коротко заметил Роберваль.
— Не совсем, дядя, — ответил Турнон. — Я понял, что ваша племянница через несколько лет станет еще прекраснее. Я готов вернуться к нашему первоначальному соглашению: я плачу шесть тысяч крон, и ты останешься опекуном до тех пор, пока она не достигнет зрелости.
Роберваль прищурился. Он понял, что Турнон рассчитывает на нечто большее.
— А что с вашей экспедицией?
— Его высочество и тут помешал мне. Сейчас планируются кампании в Артуа и Пьемонт, чтобы отомстить императору. Но в казне нехватка денег. В ней всегда нехватка. На самом деле дофин выступил против второй экспедиции в Канаду только потому, что ее поддержали мадам д'Этамп и адмирал. Он злопамятен во всем, что касается его драгоценной Дианы.
— Казалось, что он был вдохновлен этой идей до появления Картье, — сказал Роберваль.
— Если бы это была его идея, — согласился Турнон. — Но после этого король сразу переменился. Он шутил со мной, но сказал, что я слишком нетерпелив — во всем. Он не понял, что я не могу ждать.
Роберваль повернулся к Турнону.
— И все-таки собираетесь плыть?
— Я поплыву, — ответил Турнон, — даже если мне придется самому финансировать экспедицию.
— И это вам воздастся… из приданого Маргерит, — медленно сказал Роберваль.
Турнон изучающе посмотрел на Роберваля.
— И что?
— А то, мой племянничек, — порывисто воскликнул Роберваль. Он тоже грезил жаждой, более сильной, чем жажда золота — жаждой власти. — Я разрываю свое старое соглашение с вами. Вы говорили, что сами назначаете губернаторов. Так вот, когда я стану одним из губернаторов новой колонии — только в тот день вы получите Маргерит!
— Ну что ж, так и запишем, — кивнул Турнон.
Под деревянными башмаками Маргерит резко хрустел снег — рано выпавший в этом году и почти везде уже растаявший, за исключением тех мест у стены, где намело большие сугробы. Холодный ветер обжигал разгоряченные щеки девочки.
Ее дядя написал, что они скоро приедут. И Маргерит была уверена, что они едут сюда с единственной целью.
Она дотронулась до изумруда на своем пальце — с мимолетным упреком в адрес Святого Иуды. Только ради него она носила это кольцо: чтобы с каждой молитвой напоминать ему о столь необходимом ей чуде. Тем не менее, оно принадлежало маркизу. Сегодня он прислал ей большой кулон, как напоминание о своем скором приезде и роскошное платье из бледно-зеленого бархата — как напоминание о весенних островах.
Такой пышный наряд предназначался не для украшения замка Коси и не для собора Святого Вульфрама в Аббевиле. Он мог означать только то, что долгий торг между ее дядей и маркизом завершен — и ей предстоит ехать в Париж, чтобы приготовиться к свадьбе; и что маркиз закончил снаряжение очередной экспедиции к Новой Земле. За эти годы он дважды приезжал, чтобы повидать ее, и каждый раз Маргерит молилась, чтобы ее лицо или характер разонравились ему. Но в обоих случаях при виде ее молодости и непокорности в нем все больше и больше разгоралась страсть. Ей же Турнон казался все более старым, несмотря на все попытки молодиться.